Августа первая треть растворилась, вот-вот
осень накатит с негаданным преображеньем
одушевленной палитры, когда от щедрот
манны библейской слегка затуманится зренье.
Да не заметить расправленных ангельских крыл
в голубизне иудейского знойного лета —
лишь на подобье маляр растранжирит свой пыл,
жалкий певец поперхнется лукавым куплетом.
Невоплотимо, как солнце уходит, скользя
в легких барашках, едва подбираются воды,
и на прощанье багровым пожаром грозя
всем, заигравшимся в войны. Всевластье природы
снова напомнит: куда занесло, капитан,
утлое ваше суденышко даже с начинкой
столь кровожадной, что вздрогнет уснувший вулкан?
Не суетитесь, да будет вам небо с овчинку,
только взломаете ящик Пандоры… Что ж, пусть
попетушатся ребятки недолгой игрою —
август вплывет в середину, и первая грусть
вымученной желтизной чуть покроет живое,
сказочной силой творимое, данное нам
трепетное полотно, что с трудом уже дышит,
с тучки подветренной Спас приоткроет сезам,
чтобы ресницы лучей, посылаемых свыше,
вдруг отразили в лазури скользящую тень,
необъяснимый обман утомленного зренья —
или под крыльями чьими-то вскинется день
в очередную фантазию преображенья…
Станет ли легче с ответным порывом… едва ль,
если заблудимся снова в пустых разговорах
в области чуда, небес потускнеет эмаль,
и расползется, как радуга, свет от Фавора.
