Подмалевки - страница 5



две трети воды, мол?.. Чего же, чудак,
приперся? Ступай за расплатой
в тот край, где случился, где абрис иной
стоит пред несуетным взглядом,
где дуб твой столетний на тропке лесной
упал, над заброшенным садом
тоска… А когда-то твоею рукой
он вымахал не на бумаге,
нелегкая почва брала, как запой,
все силы – не так ли в овраге
петляла река?.. Вспомни, как трепетал,
пред смутной дорогою сидя.
И все же решился… При чем здесь металл
презренный – тебе-то! В обиде
причина, огулом на все и на вся…
Так из зачумленного Рима
бежали и те, ничего не прося
у родины неизлечимой.
Пейзаж – пейзажем, но если нельзя
рабу хоть ослабить подпругу…
Как тень бестелесная, бродим скользя
по этому ж самому кругу,
где даже неважно – морской ли, лесной
дорожкой светило уходит
за край горизонта, таща за собой
твой загнанный промысел, вроде,
что, может, пробьется еще между строк,
хоть выданный срок все короче…
Ведь мы лишь частичка пейзажа, глазок,
и то слившись с ним, между прочим.

3

Ты смотришь на пейзаж с той стороны,
я – с этой. Словно братья перед фронтом
в Гражданской, так мы разъединены
лишь им или пунктиром горизонта.
По вертикали ж занавес меж нас,
где я на сцене – ты в глубинах зала,
а море, лес – случайный пересказ
художника, картонные лекала
картинок мира, чтобы без конца
мелькать в раскрасках хрупких декораций,
где мне не видно твоего лица
и голоса не слышно… Может статься,
найдет наш режиссер такой прием,
чтобы банальность сгинула к финалу:
спектакль кончится, а мы с тобой вдвоем
в одном пейзаже поплывем, сначала
не знающие, как с разрывом лет
вернуться к прежней общности понятий.
Ты столько там прошел, и этот след
неизгладим… Но уж почти не братья,
как в юности, когда отчуждены
годами поисков – тогда всего двумя лишь,
нащупаем тропу, где мы должны
признать, увы: ни на кого не свалишь —
не вышли в мастера… И каково
подсчитывать итог! Сказать неловко:
все, что писалось слету до то-го,
что думалось, – скорее подмалевки,
так, черновой подстертый карандаш…
Но как оглянешься – одно и было средство
осуществиться, вылившись в пейзаж,
что распростерся с нами по соседству.

Вторичный эпос

1

Тянет на эпос заброшенный… Что ж, подошло
время возвратное: снова случился на грани
дерзкого вызова, будто бы чье-то крыло
лишь прикоснулось слегка – повело на скитанья.
Фауст, мальчишка упрямый, не лучше ль, присев,
пересмотреть двойником обжитые страницы,
чем с Мефистофелем в трагикосмический блеф
поисков смысла в абсурде? Что сможет случиться
в хаосе – ясно: любовь промелькнет в унисон
с юностью купленной, долго б ее и не вынес —
сад соловьиный! Не разумом схватим урон —
сердце защемит… Какими бы ни были, вы не
полые боги – страстишки преследуют нас,
если же спутник такой темпераментный – вдвое!
Душу растратить до смерти, забыв про наказ:
не увлекаться… Куда заведет ретивое!
Разве мгновенье обещанным сдуру: пора
дальше и дальше – замена?.. Незнание шире
выданных глазу пространств, где наука – игра
детства ли, зрелости, старости, смерти. Четыре
есть временных протяженностей и ни черта
больше. Какие куличики сварят реторты
в тесной теории, даже когда пустота,
вроде, заполнена, пусть не без помощи черта?
Тот, что с ним спорил, не прав ли: буди – не буди,
тропка твоя поневоле дотянет до выси,
пусть искушенья, которых еще впереди…
стянут куда-то? Но только природы держись и
пей из нее лишь – возможно, тогда обретешь
силы живое принять, о себе забывая
в бешеной гонке надуманной. Прочее – ложь,