ответить прямо здесь, не виртуально?
Дожди смывали дужки от подков
коней легионерских. Зеленями
холмы уже покрылись. Время снов
рассеялось опять. Мечта с веками
уйдет куда-то вглубь, но вместе с ней
и шорохи уйдут, наплывы теней,
что были или не были? Ясней
картина станет дальним поколеньям?
Исчезнет след могилы ли, креста
в возглавии?.. Уходят молодыми
посланники, не разомкнув уста,
став судьями меж Матерью и Ими.
Хоть что судить, кто плох был, кто хорош,
когда так искажаются посылы
начальные. Светило плещет то ж,
да люди так же слепы и бескрылы.
Лишь иногда какой-то вихрь взметнет
волну неприкасаемого быта,
тогда, возможно, на подходе тот,
кому частичка истины открыта,
и поначалу внемлют стар и мал,
отбитые у вечного испуга.
Но день, другой – уже народ устал,
привычно расползется по лачугам…
Кто их вернет, опутанных тоской
столь многолетней, что слиняли речи
всех книжников земли? Пророк какой
их разведет с планидой человечьей,
где легче верить сказкам, чем в расчет
принять, что и от них зависит что-то?
Что Он ответит… Иордан течет,
в котором старший брат завел охоту
смыть это все. И Он от тех же вод
хотел вести людей к добру и миру…
Но отчего пошло наоборот —
опять смолчит изъеденный папирус.
А что, если совсем не надо? Пусть
лежал бы камень, как лежал он прежде…
Грусть расходилась шире, та же грусть
осенняя, что куталась в одежды
оставленной листвы. Хлеб и вино —
простая жизнь: верстак, доска, рубанок…
Почто тебе любви передано,
в заложники намеченный подранок?
Два яблочка переварились, те —
с познанья и раздора, кривотолки
родившие. Еще одной мечте
развеяться, лишь мать взяла иголку
шить ей пеленки? саван? Если б знать,
как подсознанье обрастает плотью…
Что ж, спутники правы, права и мать:
едва вздохнешь – от снов одни лохмотья.
Век, два прошло всего – фундамент сел
и накренился смысл Пизанской Башней.
Они о деле ей… а сколько дел
заведанных смывает день вчерашний,
не говоря о завтрашнем? И взгляд
проплыл, где ни смирения, ни злости,
сквозь лысый холм с часовней, зеленя
вдоль той тропы, обугленные кости —
свои ль? – под дубом сморщенным. Как мал
зажженный свет, что пал в тот вечер после…
Мать не спала. Круг избранных дремал.
И кто-то юный снова шел на постриг.
Колокола заманивал Грааль
весть о бессмертье вбить куда попало
по всем народам. Он молчал. И даль,
казалось, пробужденная, молчала.
