. Была бы семья, не стал бы… летать.
Демчик. Я вот только в тайге отхожу… Летом выйдешь, ружье за плечо…
Входит Темников. Бросает двух рябчиков в угол.
Темников. Ну и снега в распадке! (Раздевается, принюхивается). Мужики!
Краков. Что?
Темников. Мужики, готова!
Краков. За два дня не выходилась.
Темников. А пшено? Я, Симеон, две горсти бросил. Константин Палыч, давай на экспертизу. Срочно!
Бондаревский. Это, парни, от дрожжей зависит. Бывает, и за два дня выхаживается.
Темников. Симеон, я тебя не узнаю. Что ты такой вялый? Давай, давай, зачерпни.
Краков поднимается, сует ноги в валенки, идет с кружкой за печь. Фляга на тридцать литров укутана тряпьем. Он открывает ее, зачерпывает брагу. Все с интересом наблюдают. Краков сдувает пену, делает глоток.
Краков (неуверенно). Что-то я… Ну-ка, Костя, на свои почки.
Бондаревский (берет кружку). Дух есть. (Делает глоток, чмокает губами). Пошла… Вася, а ну?
Демчик. Я к этой заразе… Видеть не могу!
Темников. Дай-ка мне. (Делает глоток). Симеон, у тебя уже прошла пищевод. А? Как там?
Краков. Печет… (Вслушивается в себя.) Печет, Владимир.
Темников. А ну, взяли! (Берут флягу за ручки, ставят у стола.) По случаю рождества Христова… Господь нам заповедовал: пить хлебное вино, но в меру. Не напиваться. А что получилось? Как вы знаете, Русь крестилась в десятом веке, и эти византийские грамотеи нацарапали в одном из заветов: «Господь нам заповедовал: пить хлебное вино, запятая, без меры». Описку до сих пор не исправили.
Краков (недоверчиво смеется). Так и написали?
Темников. Так и написали, Симеон. Мало того, Микола Боян положил это дело на музыку и пошли гусляры по матери-Руси с песней «Питие есть веселье Руси». Не слыхал?
Краков. Хорош болтать.
Темников. Верно. Хорош болтать, пора делом заниматься… Вася, как я понял, ты – пас?
Демчик. Было б лето, ушел бы в шалаш ночевать, на участок…
Темников. Николай, ты как, поддержишь?
Иванов. Завтра день пропадет…
Темников. И послезавтра. Завтра мы будем в лежку все. А послезавтра только головы начнем подымать. Значит, осталось три бойца. Ты, Константин Палыч, с нами?
Бондаревский. У меня, парни, почки…
Краков. А что, кружечку можно выпить? А, Владимир?
Темников. Ну, так за дело!
Садятся за стол.
Темников. Я думаю, что баночку тушенки мы просто обязаны бросить на сковороду. (Достает тушенку). Ну… (Поднимает кружку, передергивается). Аванти! (Пьют.) В детстве, Симеон, я не пил абсолютно.
Краков (выдыхает). Есть… (Морщится, грызет сухарь). Градусов двенадцать.
Темников. До пятнадцати.
Краков. Нет, пятнадцати не будет.
Темников. Хорошо. Пусть будет тринадцать с половиной. Так вот, Симеон, в детстве я не пил абсолютно. Моя мама хотела видеть меня дипломатом… Оформи тушенку, Симеон. (Краков берет тушенку, нож, открывает банку, вываливает мясо на сковороду). Если я скажу, с кем учился в средней школе, ты… Нет, ты не отреагируешь. И правильно сделаешь. Константин Палыч, махни, а? Составь компанию. Двести граммов пенной браги живительны для организма.
Бондаревский. Парни, боюсь я… (Нерешительно поднимается). Что характерно, водку принимаю, а бражку… (Подходит). Полкружечки… (Темников подает кружку). Ох, боюсь я, парни… (Пьет).
Темников. Вот теперь можно и поговорить. Давайте-ка сначала перекусим.
Едят со сковороды.
Краков. Вася, ты как?
Демчик (стонет). Не видел бы ее… (Ложится спиной к столу).
Бондаревский. Вася трудно выходит.
