Никому нигде не говори.
А не то начнутся разговоры,
Где да как, почём, да у кого?
Вдруг ещё припишут кличку воры,
Иль похуже, что страшней того.
За меня ты не волнуйся Паша,
Я скажу серьёзно, без прикрас:
Жизнь тут много лучше, чем в той нашей,
Где жила я, там, где ты сейчас.
Всё тут есть: и порошки, и мыло,
Ситец есть с цветами, есть и без.
Драпу много, я уже купила
На пальто тебе и мне отрез.
Мы тут сразу, только прилетели,
В магазины бросились бежать,
Даже – веришь – толком не поели,
Лишь быстрей бы очередь занять.
Бегали, не глядя на витрины,
Мысли были девственно чисты:
Если нет толпы у магазина -
Стало быть, прилавки там пусты.
Только знаешь, Паша, их тут нету,
Не товаров, а очередей.
Всё здесь, как везде по белу свету
У нормальных деловых людей.
Водка, Паша, тут не продаётся,
Говорят в стране сухой закон.
Уж не знаю, что и как им пьётся,
Может, производят самогон?
Пьяниц я ни разу не видала,
Может быть, в стране их вовсе нет?
Я не знаю, выясню сначала
И попозже напишу ответ.
Мы вчера ходили в «Елисейский» -
Так зовут здесь лучший магазин,
Нам себе такой бы для музея,
Да ещё б на выставку один.
Паша, милый, что тут только нету!
Веришь – нет, меня берёт трагизм!
Семьдесят сортов – одни конфеты!
Это, Паша, Марксов коммунизм.
Колбасу дают тут без талонов,
Хоть кило, хоть пять, хоть двадцать пять
Можешь безо всяческих препонов
В здешних магазинах покупать.
Я не удержалась и купила
Семь сортов по восемь килограмм.
Когда в кассу денежки платила,
Смех был: «Видно спятила мадам!».
Если есть всевышний, пусть рассудит,
Ты меня за это не брани.
Прилечу домой – хоть закусь будет,
Ты там самогонки нагони.
Сахар я посылкой завтра вышлю
Два мешка, мне это по плечу.
Я тут, Паша, так примерно мыслю:
Год протянем – снова прилечу.
Папирос купила воскресенье.
Ты там, слышишь, Паша, де дури,
До приезда наберись терпенья
Чай и листья дуба не кури.
Да, прости, совсем чуть не забыла
Завертелась тут без тормозов.
Двадцать пар носков тебе купила,
Десять маек, столько же трусов.
И себя немного приодела,
Выбор есть тут нечего сказать,
Всё купила, что давно хотела.
Вам теперь меня и не узнать.
Жить здесь можно, если ты при деле,
Если руки есть и голова,
Мы б тут жили так, как захотели,
Но… к чему напрасные слова!
Слишком поздно и необратимо.
Думать так, быть может, и смешно,
Жизнь-то, Паша, мимо, мимо, мимо…
Жалко. Грустно. Тошно. И… смешно.
Жизнь у нас там, как в хмельном дурмане.
Сзади – пусто, впереди – темно.
Будущее в призрачном тумане.
Будущее. Есть у нас оно?
Нам предначертанья роковые
Вывела, не дрогнувши, рука.
Нынче мы с тобой ещё живые,
Это нынче, и ещё пока…
Но в стране сплошных экспериментов
Перестроек много может быть,
А таких «ответственных моментов»
Больше нам уже не пережить.
Человек, хоть как бы не был стоек,
Если день за днём его ломать,
В результате наших перестроек
Снова может обезьяной стать.
Я тут, Паша, вся в недоуменье,
Как в мясную лавку захожу,
Что-то приключается со зреньем:
Вижу ли я то, на что гляжу?
Не могу понять, что происходит,
Не могу пока найти ответ:
Кто им столько мяса производит,
Ведь колхозов здесь в помине нет?
Нет, конечно, здесь и агропромов,
Ни Госплана, ни Госснаба нет,
Но всего ужасней – нет райкомов.
Разве это, Паша, не секрет?
И откуда только что берётся?
Это очень трудно разгадать,
Если тут никак не удаётся
Ни руководить, ни направлять!
Это же какая-то анархия
Так бездарно развалить дела.
Вот она, Российская монархия,
До чего деревню довела!
