Поэтика и семиотика русской литературы - страница 2
Реальная картина деревни (мир поэта) противопоставлена условности привычно романтического пейзажа. Вопросы «Где нивы светлые? Где темные леса? Где речка?» предвосхищают слово и ожидание адресата, являются знаками его поэтического мира. Представленные в системе устойчивые атрибуты романтического пейзажа отсы-лают к привычным образцам школы Жуковского – Батюшкова и, даже не воспроизводя точно образных формул этой школы, самим постоянством набора воскрешают, активизируют мир и язык русского романтизма. Вот несколько примеров условно-романтического использования перечисленных элементов («нивы», «леса», «речка» – варианты «источник», «ручей») в поэзии Жуковского и Батюшкова.
Батюшков:
(«К Б(лудову)», 1810)
Жуковский:
(«Вождю победителей», 1812)
(«К Делию», 1809)
(«Тургеневу, в ответ на его письмо», 1813)
Поэт и читатель, таким образом, существуют в разных измерениях, говорят на разных языках. Однако мир читателя не вовсе чужд поэту – для него это бывший «свой» мир. Подтверждением этому служат «Отрывки из путешествия Онегина». Отдельные образы стихотворения «Румяный критик мой…» можно рассматривать как автореминисценции из «Путешествия…».
В «Путешествии Онегина»:
В стихотворении:
В «Путешествии Онегина»:
В стихотворении:
Однако в «Отрывках из путешествия Онегина» эти образы включаются не в систему языковых отношений поэта и читателя, а в систему «свое – чужое» (бывшее «свое» ныне «чужое») – «свое», в оппозицию «прежде – теперь»:
(VI, 200)
А далее оппозиция «свое – чужое» – «свое» переходит в оппозицию «чужое» – «свое»: