2
Великая Отечественная война
Как мне казалось в тот день, на нашем островке все было до привычного спокойно и обыденно. Правда, все взрослое население было необычайно возбуждено, но я относился к этому возбуждению абсолютно нейтрально до тех пор, пока 23 июня по местному радио не объявили воздушную тревогу. Все женщины с детьми из нашего барака потихоньку побежали в наш любимый лесок, прихватив с собой бидончики с водой и легкие сумочки с провизией.
Немецкие самолеты пролетали над нашим островком, но ни наши бараки, ни береговые батареи они не бомбили. Над западным побережьем теперь уже целый день висел аэростат с наблюдателями. Стрелять по нему по-прежнему было запрещено.
Поздно вечером того же дня примчавшийся отец велел маме немедленно собираться для отъезда в Москву. Всю ночь они упаковывали чемоданы, загружали в большой грузовой контейнер запасенные продукты, кастрюли, столовую посуду и разную мелочь. Они засыпали сахар, крупы и муку в различные емкости и банки, заворачивали в теплую одежду головки твердого эстонского сыра, копченые колбасы и копченую рыбу – словом, все, что было в нашей квартире и в чулане и что было припасено без расчета на войну и возможную эвакуацию.
Утром 24 июня мы уже были в Таллине, и папа головокружительно метался между комендатурой и кассой, пытаясь получить для нас проездные документы для отъезда в Ленинград. Когда все бумаги ему удалось раздобыть, мама отвела нас с сестрой пообедать в ближайший ресторан. На всю жизнь в моей памяти остались поданные на десерт взбитые сливки с вафлями… Много-много лет спустя, бывая в командировках в Прибалтике (и в Таллине и в Риге, и в Вильнюсе), я всякий раз искал в буфетах, столовых и ресторанах подобное лакомство, и, находя, отводил, что называется, душу.
Без помощи папиных солдат и провожавших нас его сослуживцев мы ни за что не смогли бы сесть в свой плацкартный вагон. Когда подали под посадку наш поезд, около входного тамбура скопилось столько рвущихся в поезд людей, что пробиться было совершенно невозможно. Всю нашу семью – маму, меня и сестру – буквально засунули в вагон через узкую форточку! До Ленинграда далее мы добрались вполне благополучно.
В Ленинграде по оформленным папой документам нас посадили в товарный эшелон, отправлявшийся в Москву. В нашей теплушке были установлены настоящие нары, постелены матрасы, набитые соломой, а все проходы были густо завалены чемоданами и мешками попутчиков. Мою маму, наверное, как жену офицера или мать двух малышей, в нашем «вагоне» избрали старостой.
В течение нескольких суток, пока состав с бесконечными остановками продвигался к столице нашей Родины, мама, выполняя приказы начальника поезда, строго следила за всеми, кто на остановках выбегал за кипятком или водой или отлучался в лесок по нужде. Находясь в доставшейся маме высокой общественной должности, на какой-то станции она отказала назойливому мужику в его просьбе взять его в наш «литерный» вагон. Более того, она пошла и пожаловалась на мужика начальнику поезда. Как ни странно, но просителя арестовали. А через непродолжительное время сообщили, что арестовали шпиона! В награду за бдительность и разоблачение шпиона маму и нас с сестрой в Ярославле пересадили в комфортабельный скорый поезд, и уже через несколько часов мы благополучно оказались у себя дома на 5-й Тверской-Ямской, в доме 30, в квартире 120.
