По многим причинам, в том числе и в связи с теснотой в квартире, и, не в последнюю очередь, в связи с разгаром лета и приближением школьной поры, мама отвезла нас с сестрой и с тетей Ниной в Тарусу. В Тарусе, небольшом районном центре Калужской области, совсем недалеко от Москвы долгие годы жил и работал родной брат маминой мачехи – Василий Спиридонович Никитинский. Дядя Вася, как мы потом всю жизнь его звали, занимал в Тарусе пост главного казначея – он был директором местного банка.
В далекой молодости он неудачно упал с печки и в результате его детские ручки и ножки остановились в росте. Голова и туловище выросли нормально, а руки и ноги остались детскими. Поэтому он выглядел как большой, толстый карлик. В своем директорском кабинете дядя Вася, прежде чем сесть в кресло, вставал на маленькую скамеечку. Все в городке были знакомы с ним, уважали его и при встречах обязательно здоровались. В дом, где жил наш дядя, мы и попали. На паровозе доехали от Москвы до Серпухова, потом на телеге до Оки и наконец на речном катере до Тарусы.
В Тарусе дядя Вася жил в гражданском браке с тетей Шурой Рябовой – санитаркой местной районной больницы. Кроме них в избе обитали бабушка, мать тети Шуры, и ее сын Юра, который был на три года старше меня. Посередине высокой рубленой избы стояла круглая печь-голландка, и от нее расходились четыре дощатые, не доходившие до потолка перегородки, образуя типичную деревенскую четырехкомнатную избу. Нас разместили в одной из крохотных комнат и в чулане, пристроенном к дому.
Рядом с домом, как и у всех в Тарусе, находился огромный каменный сарай, где обитали своя корова, поросенок, гуси и куры. В огороде за домом росли разные овощи, а вдоль забора – великолепные, увешанные ягодами, вишни. Росли и несколько яблонь.
Приняли нас очень радушно. Молоко, сливки, сметана и яйца всегда были в изобилии. За мясом и овощами мы ходили на небольшой каждодневный базар, а за хлебом (по карточкам) – в магазин. Совсем рядом с домом тети Шуры находился прекрасный березовый лес, в котором постоянно подрастали боровики. Километрах в двух от дома, за впадавшей в Оку речкой Таруской начинался вековой сосновый бор, где было полно и маслят, и белых, и подосиновиков. Понятно, что мы постоянно собирали, жарили и сушили грибы.
Подружившись с Юрой, мы вместе почти каждый день бегали на Таруску и ловили огромных (по 12–15 сантиметров) пескарей и небольших голавликов. Купаться в сопровождении кого-либо из взрослых отправлялись редко, для чего на пароме переправлялись на правый, низкий берег Оки, где был отличный песчаный городской пляж.
Мама, иногда вместе с отцом, навещала нас по редким воскресным дням: дорога до Тарусы была в ту пору и долгой, и дорогой. Асфальтовой трассы не было, а в дни, когда проходил дождь, проехать на машине без трактора было вообще невозможно. Так прошло мое первое послевоенное лето.
1 сентября родители отвели меня в пятый класс мужской школы № 178. Можно сказать, что эта школа, так же как и школа № 173, где я учился в первом классе, находилась во дворе нашего дома. Началась новая трудовая жизнь, и одной из возникших проблем стал иностранный язык. В третьем классе в Якутске я учил немецкий. В четвертом, на базе флотилии, как и все, – английский, а здесь пришлось заново учить и догонять сверстников по немецкому языку. Пришлось моим родителям пригласить к нам в дом опытного репетитора.
