Он прервался и сглотнул. Я очень редко видела его таким – подавленным, будто мигом постаревшим на несколько лет. Я протянула обтянутый черной материей мехапротез и взяла его ладонь в свою.
– Вспомни лучше пляж на Маджи Хаи – тот, что так вовремя вышел из-под воды. – Я мечтательно закатила глаза, словно пытаясь передать ему вызванное в памяти видение. – Белый песок под ногами, разноцветные кораллы, голубую воду… Крабораков, которых мы ловили под камнями, а потом отпускали…
– Но это всё было после, – вновь улыбнулся он. – А помнишь, как мы с тобой поехали автостопом по Пиросу? Папа меня после этого чуть не убил. Волновался за нас, бегал по соседям. А я, дурень, просто забыл взять с собой телефон.
– Знаешь, Марк, я очень рада, что ты заменил мне старшего брата, – сказала я. – Не уверена, стоило ли оно твоей карьеры, но я очень это ценю. Далеко не каждый может принять в свою жизнь совершенно постороннего человека и взять за него ответственность…
– Ты была совсем девчонкой, к тому же в трудной ситуации. – Он пожал плечами. – Наверное, у меня изначально не было выбора, если учесть, что я на двенадцать лет старше тебя…
– И если учесть, что ты меня постоянно подкалываешь, злишь и бесишь. Тебе ведь это нравится, признайся.
– Конечно! – согласно кивнул он. – Именно для этого я и забрал тебя с собой на Пирос.
– Ну да, ну да, – покачала я головой, вспомнив обрывки его по-детски наивных сочинений. – И, наверное, поэтому ты писал мне в соседнюю комнату письма с признаниями в любви, а потом рвал их и выкидывал. Чтобы меня позлить.
Округлив глаза, он посмотрел на меня.
– Да, я всё знаю, – просто сказала я. – Тебе нужно было их сжигать, а не выбрасывать в мусорное ведро. Но я ни о чем не жалею, и тебе не советую. Мы же, в конце концов, повзрослели и притёрлись, нашли гармонию в виде деловых отношений, правда ведь?
Он не ответил. И я вдруг почувствовала то, что, наверное, постоянно чувствовал он – близость человека, с которым тебя связывают годы, проведённые вместе. Которого вожделеешь и любишь, но молчишь. Ни словом, ни делом стараешься не подавать виду, чтобы не разрушить что-то важное. Вы не вместе – только рядом, как брат и сестра. Ведь если перейти эту черту, вы уже не сможете работать друг с другом. Спокойную и профессиональную сосредоточенность вытеснят эмоции, переживания, а душу захлестнут волнение и страх за ставшего слишком близким человека. Нашим преимуществом было то, что мы не заплывали за эти буйки, но, похоже, этому постепенно приходил конец…
– Триста метров до входа в коллектор, – моментально переключившись, стальным голосом отчеканил Марк. – Готовься, на всё про всё у нас полчаса…
Казалось, эта часть города застыла без движения – за стеклом проплывали унылые стены многочисленных складов, корпусов и заборов, посеребрённые снежными заносами. Площадки и стоянки были покрыты сугробами, тут и там виднелись впавшие в зимнюю спячку грузовики, трактора и погрузчики. И никого, ни единой живой души – один лишь мечущийся ветер, пойманный в ловушку из кирпича и бетона.
Глайдер замедлился и стал снижаться. Через полминуты мы плавно приземлились возле забора из сетки-рабицы прямо над широким бетонным жёлобом ливнёвки, тут же впадающей в поросшую кустами, заваленную ржавым строительным мусором низину. Сточная канава скрывалась за поворотом и уползала куда-то в глубь промзоны, а внизу, в паре метров от нас зияла круглая зарешёченная труба водостока. Поднимая лёгкое облачко тёплого пара, она источала из себя зловонную воду цвета меди, скромным ручейком исчезавшую в замусоренном овраге.
