Пограничье двух миров - страница 4

И всё это – красиво. До озноба красиво.

Но мне было не до красоты. Спина – живая рана. Одежда прилипла к коже. Камни, по которым меня волокли, словно хотели содрать с меня последнюю память о доме.

Но я молчал. Сжал зубы и терпел. Потому что я жив . А пока я жив – ещё ничего не кончено.

Мы проехали вдоль деревни. Дети выбегали из домов, визжали, смеялись, тыкали в меня пальцами. Будто я был не человек, а зверь из сказки. Один мальчишка даже бросил в меня чем-то – кажется, камнем. Попал в плечо. Я дёрнулся, но не издал ни звука. Их матери тащили их обратно, прятали за своими спинами. А сами смотрели… с опаской. Нет, не со страхом. С презрением. Будто я был грязью. Не тем, кто потерпел бедствие, а тем, кто его заслужил .

Я чувствовал себя куском мяса, выставленным на всеобщее обозрение. Унижение пульсировало в груди.

Но всё равно – я держался. Поднял подбородок. И когда увидел в отражении лужи своё лицо – в крови, пыли, с отекшими глазами – я усмехнулся.

Плевать.

Я – жив. И я не дам им себя сломать. Ни взглядами, ни верёвками, ни пылью.

Я всё ещё Алексей. Моряк. Русский. Человек.

И я найду способ выбраться отсюда. Вернуться. Домой.

Глава 2

Сколько времени прошло с тех пор, как нас выкинуло из шторма на этот берега, я не знал. Но время здесь шло иначе – как будто застывшее, вязкое, тягучее, оно растягивало каждый миг боли и неизвестности в бесконечность.

Наконец наше медленное и мучительное странствие по долине подошло к концу. Солнце склонилось к горизонту, окрашивая рисовые поля в золото и кровь, когда мы прибыли в их деревню – маленькое поселение у подножия замка. Впервые я увидел его ближе: тёмные крыши, резные стены, высокие башни, окружённые стенами из камня и дерева. Его силуэт гордо возвышался над полями – чужой и в то же время властный, как само проклятое небо.

Позже я узнаю – это замок клана Канэгава . А деревня звалась Симадзу-мура . Тогда эти имена мне ни о чём не говорили. Но скоро я пойму: они значат для меня больше, чем я мог представить.

Меня дотащили до одного из домов – на вид простого, но по их меркам, видно, принадлежавшего местному вельможе. Как я позже узнал, его звали дзёдай Кентаро , и он был вассалом самого даймё Канэгава. Двое самураев без лишних церемоний отвязали меня от коня и, взяв за руки, потащили через двор, а затем просто швырнули в старый сарай, где в углу лежала куча сена и пахло гнилью.

Тело моё пульсировало от боли. В груди будто застрял раскалённый камень, а по спине – адская боль от царапин, синяков и порезов. Я был как тряпичная кукла, из которой выжали всё человеческое.

Я лежал, пытаясь отдышаться, когда в дверях появился Кентаро. Он что-то крикнул на своём языке своим воинам и посмотрел на меня с холодным презрением, как на животное. На мгновение я подумал – всё, меня ждал лишь конец. Но потом одумался: не стали бы они тащить меня столько часов только ради казни. Это было бы слишком расточительно. А люди, одержимые порядком и ритуалом, такими вещами не разбрасываются.

Он ушёл, и я остался в полумраке. В сарае стало тихо, только звуки снаружи доносились – лай собак, смех детей, скрип телеги, да звонкая песня сверчков.

Прошло немного времени, как вернулся один из самураев. Он молча зашёл в сарай и протянул мне миску с водой и простую деревянную тарелку с варёным рисом. Я смотрел на него вначале с недоверием, потом – с почти животным голодом. Вода – на глоток, не больше. И этот глоток был хуже пытки – он лишь распалил жажду, не утолив её.