– И стану, когда время придет. Модест Митрич, в отличие от тебя, человек набожный, вместе с ним и пострижемся. Видишь, какую икону подарил? Старинная, очень ценная, семейная его реликвия.
– Познакомишь нас? – тут же спросил Иван Дмитриевич.
– В другой раз. Он… он в лавку ушел.
И опять смущение на лице.
– Врешь. Что ему там делать? Сегодня все лавки закрыты.
– Сказал, замки надо проверить.
– Маменька, вы же говорили, врать – большой грех, – напомнил Прасковье Никитушка. – А сами врёте.
Иван Дмитриевич выскочил из гостиной и, не говоря ни слова, прошелся по квартире, распахивая двери и заглядывая в комнаты. Прасковья Матвеевна семенила следом:
– Что ты делаешь, Иван? Прекрати. Ты тут не хозяин.
– Вот когда квартиру будет оплачивать твой Митрич, я тут хозяйничать перестану.
Прасковья Матвеевна заняла оборону перед дверью в столовую.
– Ну-ка отойди. Отойди, – рявкнул на неё Крутилин.
Дверь открылась изнутри. Мужчины долго разглядывали друг друга. Модесту Митричу было под сорок, одет он был по-купечески в короткий кафтан и плисовые[13] шаровары, заправленные в высокие сапоги. Волосы у него были редкие, каштановые с легкой проседью, борода, хоть и до груди, но аккуратно стрижена.
– Прасковья, представь-ка нас, – произнес, строго глядя Модесту в глаза, Иван Дмитриевич.
Ему, конечно, очень хотелось новоявленного «папеньку» задержать, доставить в сыскное и допросить не без пристрастия. Но пришлось сие желание сдерживать. Слишком уж пикантной была ситуация. Арестуешь, а потом в газетах пропечатают: «Начальник сыскной из ревности арестовал будущего мужа бывшей супруги». Да и злополучный Модест, вполне может оказаться не скупщиком краденого, а введенным в заблуждение добросовестным покупателем.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
