– Прости, кексик. Обещаю, сегодня закажу.
– Сегодня? В костельник?
У отца вытянулось лицо.
– А сколько нам надо?
– Одна. Всего одна. У нас есть? Хоть какая-нибудь?
Папа откатился от стола, за которым раньше работала Мёрси, и ее старое деревянное кресло выдало протестующее стаккато.
– Я разберусь. И к костру поеду с тобой.
– Пап…
Он поднял трясущуюся руку; Мёрси было так больно смотреть на дрожь этой руки, которая некогда так искусно владела пилой и молотком.
– Я еду с тобой. Ошибка моя, так что я сам поеду.
Папа вручил Леонарду угощение ни за что и прошел мимо Мёрси с видом провинившегося ученика.
– Времени хватит? Я поеду туда в полтретьего, а ты вроде собирался уйти пораньше, чтобы зайти в магазин за продуктами.
Зедди поднял голову от счетов.
– Я зайду за продуктами и приготовлю ужин.
Мёрси и папа молча вытаращились на него. Папа пришел в себя первым.
– Ну вот. Решение найдено. Встретимся на причале в полтретьего.
* * *
Папа пришел точно вовремя и принес с собой сверток из грязного кухонного полотенца. По крайней мере, он нашел достаточно ценную замену урне. И достаточно хрупкую. Они проехали полдороги до кладбища, прежде чем Мёрси заговорила:
– Рискну спросить: что ты взял вместо урны?
Отец заерзал на сиденье.
– Пап? – с нажимом произнесла Мёрси.
– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – ответил он, глядя прямо перед собой сквозь лобовое стекло в следах от букашек.
– Боже, что там?
Он сдвинул кухонное полотенце, прикрывавшее предмет, и Мёрси на миг оторвала взгляд от дороги и увидела розовую стеклянную банку для печенья – мамину розовую стеклянную банку для печенья, которая качалась у него на коленях.
– Больше ничего не нашел.
Мёрси чуть не разрыдалась. Правда, банка многие годы пустовала и собирала пыль на шкафу у папы в кухне, но она живо помнила, как пекла с мамой печенье.
– Прости, кексик. – Он склонил голову, и у Мёрси не вышло сердиться на него и дальше. Она протянула бы ладонь, чтобы коснуться его, но старая баржа не давала убрать руку с руля.
– Ничего, пап. Мы все равно печенье не печем.
– Кто знает? Утренние булочки Зедди были восхитительны. – Папа завернул банку обратно и прокашлялся. – Как он там?
– Ничего. – Мёрси не сводила глаз с дороги. Лгунья из нее была ужасная, и она боялась, что выдаст себя, если хотя бы взглянет на отца.
– Думаешь, скоро можно будет передать ему дело?
– Мы работаем над этим. – Вина лежала внутри, как полкило масла, которые Зедди пустил утром на коричные булочки.
– Все не так должно быть. Это мне нужно ему все показывать. Несправедливо по отношению к тебе, Мёрси.
– Ничего, пап. За меня не переживай.
– Я твой отец. Разумеется, я переживаю за тебя.
На этот раз она посмотрела на него и чуть не расплакалась при виде печальной улыбки на его лице. Но когда припарковала баржу у костров, отец нахмурился, посмотрев вперед.
– Матерь Горестей! – с чувством произнес он.
Кертис Каннингем, владелец самой прибыльной сети лодочных мастерских и погребальных бюро на границе Танрии, стоял с несколькими работниками, будто лично явился сегодня, чтобы проследить за извлечением праха. В дорогом костюме-тройке он смотрелся как бог на фоне остальных в комбинезонах и клетчатых рубашках, включая Мёрси, хотя ее рубашка была завязана на талии, а на голове она повязала красный платок в тон.
– Ну-ка, ну-ка, посмотрите, кого принесло, – сказал Каннингем и выдал искреннюю улыбку, когда папа вылез из баржи. – Не ожидал тебя здесь встретить, Рой.
