Поиск смысла в жизни. Как наконец по-настоящему повзрослеть - страница 17

Ежедневная конфронтация с этими гремлинами страха и вялости заставляет нас выбирать между тревогой и депрессией, поскольку каждая из них пробуждается в результате дилеммы ежедневного выбора. Тревога станет нашим спутником, если мы рискнем перейти на следующий этап нашего путешествия, а депрессия – если не рискнем. Подобно Бабе Яге, чья голова в русских сказках кивает на перекрестке, покачиваясь то в одну, то в другую сторону, мы вынуждены выбирать, хотим мы того или нет. (Или, как сказал известный американский философ Йоги Берра, "Когда вы дойдете до развилки дороги – идите по ней"). Отказ от осознанного выбора пути гарантирует, что его за нас выберет наша психика, и в результате возникнет депрессия или болезнь в той или иной форме. А движение по незнакомой территории активизирует тревогу как нашего постоянного товарища. Очевидно, что психологическое или духовное развитие всегда требует от нас большей способности терпимо относиться к тревоге и двусмысленности. Способность принять это тревожное состояние, смириться с ним и посвятить себя жизни – вот нравственное мерило нашей зрелости.

Эта архетипическая драма повторяется каждый день, в каждом поколении, в каждом учебном заведении и в каждый решающий момент личной жизни. Столкнувшись с таким выбором, выбирайте тревогу и двусмысленность, потому что они всегда развивают, в то время как депрессия регрессирует. Тревога – это эликсир, а депрессия – успокоительное. Первая держит нас на краю жизни, а вторая – в детском сне. Юнг наиболее красноречиво говорил о той роли, которую играет в нашей жизни пугающий страх:

Дух зла – это страх, отрицание… Дух регрессии, который угрожает нам рабством у матери, растворением и исчезновением в бессознательном… . . Страх – это вызов и задача, потому что только смелость может избавить от страха. А если риск не принят, то смысл жизни так или иначе нарушается.

Мать", к которой он обращается, когда-то была буквальным родителем для ребенка, но для взрослого "она" теперь символизирует безопасную и укрытую гавань: старую работу, знакомые теплые руки и ту же неоспоримую и удушающую систему ценностей. Доминирование нашего "материнского комплекса", который имеет мало общего с нашей личной матерью, означает, что мы служим сну, а не задаче жизни, безопасности, а не развитию. Эта архетипическая драма разыгрывается в каждый момент нашей жизни, независимо от того, осознаем мы это или нет. Этот выбор создает наши шаблоны, ценности нашей повседневной жизни и наше разнообразное будущее, независимо от того, знаем ли мы, что делаем выбор, и питается ли этот выбор из глубоких источников души или из нашего судьбоносного, повторяющегося психологического наследия. Борьба за рост ведется не только ради нас самих, она не направлена на самоудовлетворение. Это наш долг и служение окружающим, ведь отступая от привычного, мы приносим им больший дар. И когда мы не справляемся сами, мы не справляемся и с ними. Пражский поэт Рильке выразил этот парадокс следующим образом:

Время от времени кто-нибудь встает с вечерней трапезы, выходит на улицу и идет, и идет, и идет. . .

Потому что где-то на Востоке стоит святилище.

А его дети сетуют, как будто он умер.

И еще один, который умирает в своем доме,

Остается там, среди тарелок и бокалов,

Чтобы его дети вошли в мир

В поисках того святилища, которое он забыл.

Как страшно, что то, что мы не делаем в удивительном приключении этого путешествия, придется делать нашим детям, потому что они будут ограничены нашим печальным примером или перегружены тем, что им придется делать это за нас? В последнем разговоре со своим умирающим отцом, самым лучшим, мягким и добрым человеком, которого я когда-либо встречал, я сказал ему в иррациональный, незапланированный момент: "Папа, я пошел и надрал тебе задницу". Я сказал это в знак благодарности и благословения. Он недоуменно посмотрел на меня. Я на мгновение подумал, что он все понял и гордится мной. Но когда я размышляю об этом спонтанном моменте, у меня возникают сомнения. Насколько то, что я делал, расширяя границы и путешествуя по неизведанным странам, было компенсацией за его непрожитую жизнь или, точнее, сверхкомпенсацией, чтобы помочь искупить гнет его жизни?