Читать онлайн Анна Аникина - Пока не развели мосты

1. Пролог

Пролог

Лето. На пляже в Сестрорецке неожиданная и такая редкая на Балтике жара. Белый плотный песок так приятно держать в руках. Чайки носились над морской поверхностью. Сосны шумели прямо над головой. Алла вытянулась на полотенце. Успела закрыть глаза. Сейчас главное - не уснуть. Если она выключится, то наверняка продрыхнет обратную электричку. Да и небезопасно это - спать прямо на пляже.

Волейбольный мяч от играющей неподалёку компании прикатился ей прямо под бок. Она аж села от неожиданности. Приложила руку "козырьком" ко лбу.

- Девушка, мячик подайте, пожалуйста! - крикнул ей высокий светловолосый молодой мужчина. Сгреб ладонью назад длинную чёлку. Надел кепку.

Алла замерла. Это он. Тот самый парень из метро. Или ей кажется? Сколько же лет прошло?

- Девушка, мячик!

Алла очень старалась хорошо подать мяч. Из положения сидя получилось так себе.

Блондин улыбнулся, показав крепкие белые зубы.

- Спасибо! Хотите с нами?

Алла изо всех сил помотала головой. Волейбол - это точно не её. Особенно в этом купальнике. Потому что вместо застежки у неё большая булавка. В таком на люди грех показываться, не то что в волейбол играть в компании нескольких крепких молодых мужчин и очень красивых девушек. Пялиться на них было неприлично. Хотя очень хотелось. Мама говорила, что за погляд денег не берут.

Блондин в новой попытке отбить мяч упал на песок. Встретился с ней взглядом. Встал. Отряхнул песок с живота и длинных ног. Опять широко улыбнулся и отсалютовал ей. Алла вспыхнула. Хорошо, что с такого расстояния он, возможно, и не заметил, как она покраснела. А вот что рассматривала, точно заметил. Алла перевернулась на живот и достала из сумочки книжку.

2. Глава 1

1.

Отец ходил по кухне вперёд-назад. Всего несколько небольших шагов, насколько позволяли аж восемь квадратных метров.

- Что ж ты, Юрий Алексеевич, имя-то не оправдываешь?

Родившийся двенадцатого апреля Юрий Алексеевич Бодровский десяти лет от роду сегодня снова не оправдал. Ни имени, ни фамилии, ни надежд родителей и учителей. Намылить доску за четыре года обучения не догадался ещё никто из его одноклассников.

Если бы это была первая выходка Бодровского-младшего, возможно, отец бы не так сердился. Но таких залётов за учебный год собралось больше десятка. Внушения не действовали.

- Юрий, ну что ж ты за человек? Вот все учителя говорят, что у тебя способности. А ты чем занят? Кто из тебя получится?

Юрка почти не слушал отца. Во всей этой пламенной речи его определённо радовал один факт. За этот вечер отец пока ни разу не сравнил его со старшим братом.

Как же Юрка ненавидел этот светлый образ Пашеньки! Ненавидеть брата, который был почти на десять лет старше, Юрке было стыдно. Но он ничего не мог с собой поделать. Будь Пашка жив, всё, наверное, было бы по-другому. И мама бы лучше себя чувствовала. И отец не вздыхал бы так горестно. А Пашка, если бы не болел, может, уже в училище учился. Или в университете. Но Пашка умер, когда Юрику было меньше года. У него был тяжёлый порок сердца.

Трагический уход старшего брата сказался на Юрке колоссально. Мать тряслись теперь над младшим, как над хрустальным. Отец сердился, что она растит тряпку и балбеса. И пытался быть строгим. Но у Юрки получалось ловко манипулировать обоими.

Отказа он не знал ни в чем. Фирменные шмотки. Отдых на море во флотском санатории каждый год. Мама работала в училище имени Фрунзе в библиотеке. Перешла туда, чтобы иметь возможность заниматься детьми. Отец служил в штабе флота. После коммуналки на Васильевском, которую Юрка и не помнил, своя трёхкомнатная квартира казалась чудом. Правда, далековато. Аж в Рыбацком. И мама ностальчически вспоминала "тот магазинчик на Большом проспекте".

- Значит, пойдёшь в Нахимовское! - отчётливо услышал Юрка прямо над своей головой, вынырнув из собственных мыслей, - Может, хоть там тебе мозги на место поставят.

- Лёш..., - как-то жалобно проговорила Юркина мама, всё это время сидевшая на краешке кухонного уголка, горестно поглядывая на сына, - Что ж так сразу... Ну какое Нахимовское? Он же не сирота.

- Это ты называешь "сразу"? Валя, это не сразу. Какой раз за год ты ходишь к директору? А? Кто дымовуху сделал? Ты его этому учила? Или, может, я? Он уже берегов не видит! Если бы брали раньше, я б уже договорился давно. Но только с пятого класса. До этого вообще с девятого только. Экзамены через десять дней.

- Я не пойду, - буркнул Юрка, - У него в планах был ещё тридцатый уровень стрелялки. А боеприпасов у его героя не осталось. И это было действительно важно.

- Пойдёшь! И учиться будешь! И человеком станешь!

3. Глава 2

2.

Утром субботы, когда нужно было ехать в училище на экзамены, у Юрки случилась тихая истерика. Он не плакал. Просто молчал. Его трясло. И пока ехали, и пока его и таких же пацанов-четвероклассников распределяли по классам, где надо было писать экзамены по русскому и математике.

Была, конечно, мысль саботировать этот процесс. Просто сдать чистый лист. Не поступил - и спросу никакого. Но за соседней партой лопоухий пухлый парень усиленно грыз ручку, потом черкал что-то в своих листах. Юрка посмотрел в задание. Ничего ж сложного. И представил, что вот тот толстый поступит, а он нет. Расклад так себе. Чувствовать себя хуже остальных Бодровский не привык.

Никаких приключений в средней школе недалеко от дома не предвиделось. А здесь явно затевался какой-то движ. От этих мыслей Юрка аж зарезал на месте. Эх! Отказаться же всегда можно. Он подвинул ближе лист с заданием. Ага. Задача на части. Ну, что там с ящиками конфет, проданными в первый день?

То, что всё это не шутка и не родительский эксперимент над ним, понял, когда оказался в списке зачисленных. Но совсем не в начале рейтинга. А окончательно дошло, когда мать открыла его шкаф и достала большую спортивную сумку. Юрка тогда вцепился в её руку и заревел.

Мама побледнела. Выпустила из рук вещи. Ушла на кухню и закрыла дверь. Юрка сел на край кровати. Оглядел свою комнату. Книжные полки, на которых рядом с "Тремя мушкетерами" ещё стояли "Сказки народов мира" и модели гоночных машинок. Шкаф с джинсами и футболками с диснеевскими персонажами. Письменный стол. Игровая приставка. От этого стало ещё тоскливее. Но отец своих решений не меняет. На душе у Юрки было погано. Сбагривают, значит. В интернат. Почти детдом. То, чем пугают балбесов и хулиганов. А с ним вот это случилось на самом деле. При живых родителях.

Утирая кулаками слёзы, Юрка сам побросал в сумку всё, что было по списку. Обулся. Глянул на закрытую дверь кухни. Проверил карточку* в кармане. И поехал в училище сам. Сначала на трамвае до метро. Потом от Горьковской шёл пешком, ориентируясь на "Аврору".

Всю дорогу себя жалел. Но когда подошёл к училищу, почувствовал себя взрослым. Остальных пацанов выгружали из машин или такси родители. Юрка поглядывал на них чуть свысока.

Когда они всей толпой уже сидели в каком-то классе и ждали, что с ними будет дальше, вбежал нахимовец со старшего курса. Количество нашивок на рукаве Юрка посчитать не успел.

- Кто Бодровский?

- Ну я...

- Не нукай, малёк, не запрягал. Отец твой звонил дежурному. Ты, блин, головой думай, когда мать заставляешь волноваться, - и парень больно постучал костяшками пальцев прямо по Юркиному лбу.

Бодровский зашипел от боли. Остальные обидно заржали. А Юрка был уверен, что не из-за чего тут было волноваться. Сбагрили - он уехал.

Первую ночь в училище он не мог заснуть. В их "кубрике", как по-морскому называлась спальня аж на двадцать пять человек, многие тогда не спали. Бодровский даже слышал, как кто-то под утро плакал.

*проездной

4. Глава 3

3.

В свое первое увольнение уже законный "карась"* Бодровский Юрий Алексеевич отказывался уходить. Оно полагалось как раз после Клятвы нахимовца - торжественного мероприятия для первокурсников.

Стоя в строю, Юрка видел отца в толпе родителей. Он был в форме. Мама старательно выглядывала из-за спин, чтобы увидеть, как сын в синей матроске, бескозырке с надписью "Нахимовское училище" и белых перчатках произносит слова клятвы.

Юрка был зол на родителей. За всё время, что прошло с поступления, они ни разу к нему не приехали. Возможно, отец уезжал на на учения, а матери запретил появляться в училище. Не факт, что так. Это были домыслы.

- Бодровский? Что стоим? На выход! - их взводный мичман Нестеров обнаружил насупившегося Юрку возле лестницы.

- Я не пойду.

- Причина?

- Я им не нужен.

- Запомните, нахимовец Бодровский, родители - это единственные люди, которым Вы, Юрий Алексеевич, будете нужны всегда. Марш домой! И чтоб мать обнял как положено. Я прослежу. А то ишь, характер он ей показывает! Караси вы, караси.

Юрка пулей выскочил на улицу. На другой стороне проезжей части, возле "Авроры", стоял отец. Разговаривал с другим офицером. Мама смотрела только на дверь училища.

- Мама! Папа! - закричал Юрик через улицу.

Обернулся. В дверях стоял Нестеров. Кивнул. Но Юра решил, что всё должно быть по-взрослому. Перешёл на другую сторону. Промаршировал к отцу. Приложил руку к бескозырке.

- Товарищ капитан второго ранга! Нахимовец Бодровский. Убываю в увольнение.

За мелькнувшее в глазах отца одобрение Юрка был готов сколько угодно дарить полы в длинном коридоре спального корпуса.

- Вольно! Здравствуй, сын, - Алексей Бодровский протянул Юре ладонь и крепко пожал руку сына.

- Мам, не плачь! - Юрик обнял мать. И понял, что впервые за очень долгое время делает это с чувством и любовью.

Первый год в училище дал Бодровскому возможность гордиться своей флотской династией. Дед по отцовской линии был соловецким юнгой. Отец служил на подводной лодке в Севастополе, а теперь в штабе флота. В Нахимовском быть потомственным военным было престижно, не то что в обычной городской школе. Там отцом капитаном второго ранга хвастаться не приходилось.

К дисциплине Бодровский-младший относился насколько мог наплевательски. Быть как все ему не нравилось. Была тайная надежда, что его отчислят. Но мичман Нестеров только усмехался в усы, очередной раз обнаружив Юркину фамилию в списке нарушителей, и отправлял "ум в порядок приводить". Флотскими, разумеется, способами.

Учился нахимовец Бодровский, правда, неплохо. Но это потому, что не хотелось чувствовать себя дураком среди одноклассников.

В летние каникулы он несколько раз решался написать рапорт и уйти из училища. Уж очень притягательной была гражданская жизнь. Особенно на контрасте с флотским жёстким распорядком. Никакой тебе боцманской дудки по утрам. Никакого хождения строем. И своя комната, а не многонаселённый кубрик.

- Ну давай, раз решил, - неожиданно согласился отец, - Вернёшься в свой класс, - кивнул на школу во дворе.

Возможно, отец знал, что в каникулы Юрка надевал нахимовскую форму и ходил хвастаться бывшим одноклассникам. Форсил знанием всяких морских словечек типа "гальюн" и "кубрик", рассказывал про парусные шлюпы на учебной базе в Ленобласти. Одноклассники разглядывали Бодровского, открыв рты. И как теперь туда возвращаться? Похоже, назад дороги не было.

На втором курсе жизнь наладилась неожиданным образом. Осенью, когда учебный год уже начался, в училище появились братья Ветровы. Виктор и Вадим. Были зачислены на шестой и второй курс без конкурса. Ветровы были круглыми сиротами. Детьми погибшего флотского офицера.