Пока ты не полюбишь - страница 8

– А ты сомневался? – её голос был низким и спокойным, почти ленивым. Таким голосом говорят

те, кто держит ситуацию под контролем.

– Ты сегодня другая, – сказал он.

– Работа творит чудеса.

– Это не работа. Это ты позволяешь себе быть собой.

Он появился на фоне яркого неона, словно тень, прорезавшая вечер. Высокий, в чёрном – от

рубашки до пальто, которое небрежно спадало с плеч, словно его и не касалась ни погода, ни вечер.

Только злость – живая, густая, почти физическая – была при нём. Она тянулась за ним, как

шлейф, и казалось, что даже воздух вокруг стал гуще, тяжелее, как перед грозой.

У входа он остановился, не сразу заходя. Пальцы сжались в кулак, потом разжались. Глаза —

чёрные, как ночь за его спиной – скользнули по вывеске, по лицам внутри. Он уже знал, что она

здесь. И знал – не одна.

Он не пошёл внутрь сразу. Стоял, как волк перед решёткой. Лицо – камень. Взгляд – острый, режущий. Его подбородок был напряжён, челюсть стиснута. Вены на шее – едва заметны, но

выдавали то, что внутри него всё кипело. Он был на грани. Но внешне – контролировал каждую

мышцу.

Дарья улыбалась и обменивалась фразами с Антоном, но спиной почувствовала взглял, напряженный, злой.

Обернулась. Никита стоял возле входа.

– Что он тут делает? – шепнул Антон.

– Я не знаю.

– Ты хочешь, чтобы я вмешался?

– Нет. Пожалуйста не нужно.

Никита подошёл.

Медленно.

Уверенно.

Слишком уверенно для того, кто дрожит внутри.

– Привет, Дарья.

– Ты здесь случайно?

– Нет. Я знал, где ты. И с кем.

– Преследуешь?

– Спасаю.

Антон встал рядом.

– Может, не стоит устраивать сцену?

– А может, не стоит стоять слишком близко к чужой жене?

– Никита! – Дарья сжала бокал. – Это не место.

– А где место, Дарья?

Где место для того, кто понял, что ты – единственное настоящее в его жизни?

Тишина.

Люди обернулись.

Фотограф щёлкнул камерой.

– Ты унижаешь меня своим поведением.

– Я унижаю себя.

Потому что только идиот сначала делает шаг вперёд…

а утром бежит назад.

Он подошёл ближе.

– Я боюсь, что ты уйдёшь.

– А ты боишься – не потому что любишь.

А потому что привык, что тебя не оставляют.

Он молчал.

– Уходи, Никита.

Если я тебе нужна – не ищи меня на светских мероприятиях.

Найди во мне человека. Не трофей.

Он ушёл.

Не потому что сдался. А потому что понял:

теперь ей нужно не его сожаление,

а его взрослени

– Ты в порядке? – спросил Антон.

Голос ровный. Но в глазах – тревога.

Дарья кивнула.

Слишком резко.

– Он просто…

– Он ревнует, – сказал Антон. – И это не любовь. Это болезнь.

– Я не его вещь.

– Это он поймёт позже. Или потеряет.

Когда бар почти опустел. Дарья вышла на улицу.

Холодный воздух обжигал плечи.

Она смотрела на город.

– Он правда что-то чувствует ко мне? – прошептала она самой себе.

Но ведь в любви не убивают голос.

Не запрещают дышать.

Не боятся свободы.

И всё же… он пришёл.

На глазах у всех.

Сорвался.

Сказал.

Раньше он молчал. Теперь – сражался.

Утро встретило её непривычной тишиной. Такой, что звенело в ушах. Ни шума воды в ванной, ни

запаха кофе, ни его шагов по комнате – ничего. Только блеклый свет за окном и еле слышное

тиканье часов на кухне, которые почему-то вдруг стали напоминать пульс – ровный, чужой, отстранённый.

Дарья лежала, не двигаясь, уставившись в потолок. Простыня под ней ещё хранила тепло ночи, но

оно было её – не его. Подушка рядом осталась ровной, не помятой, как будто он ушёл аккуратно.

Или не приходил вовсе.

Сначала она пыталась себя убедить, что просто проспала. Что он, может, рано уехал, оставив