Пока варится кофе - страница 2



Ты пытаешься купить хлеб в булочной,
а тебе сдают мелочь взглядами:
«Чужа́к».
А ночью, когда фонари зажигают тени,
ты понимаешь:
Одиссей – не тот, кто вернулся,
а тот, кто навсегда остался в дороге.
Итака – это не место.
Это шрам,
который болит,
когда меняется ветер.

Вечно открытая рана

Я в подворотне,
где фонарь мигает,
как твой смех в моей голове
уже десять долбаных лет.
Ты была моей первой сигаретой —
горькой, запретной,
но я затягивался снова и снова,
пока не остался один
с пустыми пачками «Camel»
и стихами,
которые никто не услышит.
Твои письма —
теперь просто пепел
в кармане старой куртки.
Я их не читаю —
просто иногда трогаю пальцами,
и они рассыпаются,
как наши обещания
в тот дождливый апрель.
Я встречал других —
блондинок, брюнеток,
женщин с глазами теплее твоих.
Но все они —
просто временные повязки
на ране,
которая никогда не затянется.
Иногда, в пьяном угаре,
я звоню тебе —
твой номер уже не существует,
но я слышу гудки
где-то в глубине черепа,
и они звучат,
как последний поезд
с единственным пассажиром —
моим сердцем,
которое так и не сошло на станции «Забудь».
Так что давай выпьем,
за первую любовь —
за ту, что болит,
как перелом,
который сросся криво.
За ту,
что навсегда останется
шрамом на моей душе —
некрасивым,
неровным,
но единственным настоящим.

Прощай, мой дом

Я пишу это на салфетке
в кафе у вокзала,
где небо за окном —
синяк над крышами моего детства.
Мой чемодан —
это три рубашки,
билет на автобус
и фотография,
где я ещё улыбаюсь
как человек,
который верит в возвращение.
Тротуары здесь помнят мои шаги,
но теперь они стучат чужим ритмом —
как джаз,
который я разучился понимать.
Даже фонари
ковыляют за мной,
как старые псы,
не решаясь признать:
я уже не их.
Мать плачет на кухне,
но её слёзы —
это дождь по другому адресу.
Отчим молчит,
а его сигарета
догорает,
как маяк для корабля,
который я так и не построил.
Прощай, мой дом.
Твои двери теперь —
чужие двери.
Твои комнаты —
музеи без посетителей.
Твой воздух —
я уже не могу им дышать.
Я уезжаю.
Не потому что хочу,
а потому что должен.
Как тот самый поезд
в 7:15 утра —
он тоже когда-то
был частью этого города,
а теперь
просто проходит сквозь него,
не останавливаясь.

Записки одинокого человека

Кофейня пуста,
как мои карманы.
Я пишу это чернилами,
что пахнут дешёвым виски
и слезами,
которые никто не видел.
Моя комната —
коробка из-под обуви,
где сны валяются в углу
с окурками и недописанными стихами.
Сосед за стеной стонет во сне —
он единственный,
кто слышит, как я плачу,
но ему всё равно.
Я целую женщин с именами,
которые забываю к утру.
Их губы —
временные пристанища
для корабля,
который давно потерял курс.
Утром они уходят,
оставляя на подушке
чужие духи
и следы от губной помады,
что я стираю ладонью,
как ошибку в школьной тетради.
Друзья?
Они растворились,
как водка в стакане тёплого пива.
Теперь их голоса —
лишь помехи в радиоэфире
между песнями
о любви,
в которую никто не верит.
Я пишу стихи на салфетках,
что превращаются в мокрую труху
от дождя
или слёз —
я уже не различаю.
Бармен бросает на меня взгляд —
он знает,
что я не заплачу по счету,
но наливает ещё.
Мы оба понимаем:
одиночество —
единственная валюта,
которая здесь в ходу.
А за окном – город,
что крутится,
как пластинка с заезженной мелодией.
Я слушаю её в сотый раз,
зная каждую ноту,
каждую трещину,
каждый прыжок иглы
на месте,
где сердце должно было быть.

Заусенцы

Они торчат, как обглоданные мысли
после ночи с дешевым вином и плохими женщинами.
Маленькие мятежники на границе кожи и ногтя —