Артур взял книгу. Страницы были тонкими и пахли так же, как и весь этот уголок библиотеки. Он раскрыл ее наугад и увидел строки, подчеркнутые тонким красным карандашом. Рядом на полях, почти неразборчивым, но явно взволнованным почерком было приписано: «Неужели они чувствуют это? Какая интенсивность! Почти… осязаемо!» Приписка была сделана явно не рукой ученого, а кем-то, кто переживал написанное очень лично.
Артур быстро поднял глаза. Профессор Рид смотрела в окно, на серый осенний пейзаж, и на ее губах играла едва заметная, странная улыбка.
– Посмотрите, мистер Финч, – сказала она, не поворачиваясь. – Возможно, найдете что-то, что удовлетворит ваше… любопытство. Только не ожидайте от меня веры в призраков, ворующих нижнее белье. Я ученый. Но я также признаю, что человеческое воображение и коллективное бессознательное – это весьма могущественные силы. Иногда они создают очень… убедительные истории.
Артур кивнул, чувствуя себя немного ошеломленным. Он не получил прямого подтверждения своим теориям, но и не был высмеян. И эта книга… эта странная приписка на полях…
– Спасибо, профессор, – сказал он. – Большое спасибо. Я… я верну ее как можно скорее.
– Не торопитесь, – профессор Рид наконец обернулась, и ее улыбка исчезла, сменившись привычной деловой любезностью. – Просто постарайтесь не испачкать ее кофе. И если ваши… «ощущения» приведут вас к каким-либо интересным выводам, не связанным с енотами, мне было бы любопытно о них услышать. В чисто теоретическом, разумеется, ключе.
«В чисто теоретическом ключе», – повторил про себя Артур, выходя из кабинета с драгоценной книгой под мышкой. Головная боль все еще была с ним, но к ней примешивалось новое чувство – слабая, почти неправдоподобная надежда. Возможно, он был не так уж и одинок в своем странном расследовании. И возможно, профессор Элара Рид была не просто строгим ученым, а кем-то… гораздо более сложным. И интересным.
Глава 4. Холодное Утешение
Вечер пятницы окутал Оукхейвен плотным, сырым покрывалом. Фонари на улицах светили тускло, их свет расплывался в мокром воздухе, создавая вокруг себя дрожащие ореолы. Артур Финч запер дверь библиотеки последним, ощущая привычную усталость в спине и ногах, но сегодня к ней примешивалось иное, более глубокое изнеможение – ментальное. Разговоры с Пип, шефом Коулом, профессором Рид, а главное – леденящие душу отголоски страха с Вересковой пустоши, – все это тяжелым грузом давило на его сознание. Книга, данная профессором Рид, лежала в его портфеле, но он знал, что простого чтения сегодня будет недостаточно. Головная боль за правым глазом превратилась в настойчивый, монотонный стук, требовавший немедленного вмешательства.
Его маленькая квартира над книжной лавкой встретила его тишиной и запахом пыли – его собственной, родной пыли, не библиотечной. Здесь он был просто Артуром, человеком со своими странностями, а не мистером Финчем, хранителем порядка. Он не стал зажигать верхний свет, прошел в спальню, где единственным источником освещения служил уличный фонарь, чей неверный свет пробивался сквозь щель в шторах.
«Пора», – подумал он, и в этой мысли не было ни предвкушения, ни отвращения, только смиренная констатация факта. Это был его способ на время отключить мир, смыть с себя чужие эмоции, которые липли к нему, как репейник. Его метод обретения той самой пронзительной ясности, когда шелуха повседневности слетала, обнажая суть вещей.
