В одной группе шел пешком совсем еще молодой подполковник Генерального штаба. Он был красив и строен, черты лица крупны, но гармоничны. Голубые лучистые глаза смотрели гордо и даже несколько презрительно. Шел, стараясь сохранить молодцеватый вид: по крайней мере, не гнулся, как многие из его товарищей, шел с высоко поднятой головой; его белый китель был застегнут на все пуговицы, скатанная шинель перекинута через плечо.
Видимо, только страшным усилием воли подавлял он невыносимые страдания, выпавшие на долю отряда на этом пути. Веки глаз были воспалены; то и дело проводил сухим языком по запекшимся и почерневшим губам. Иногда он приостанавливался, тяжело переводил дыхание и опять, стараясь держаться ровно, шел вперед.
– О-ох, смертушка! – вдруг вырвался хриплый не то вой, не то вопль у шедшего впереди солдата.
Бедняга пошатнулся и упал бы, если бы заботливо не поддержал шедший сзади него молодой подполковник.
– Что, брат, тяжело? – участливо спросил он едва переводившего дух солдата.
И в голосе, и во взгляде офицера было столько ласки и участия, что солдат инстинктом почувствовал их и поспешил отозваться:
– Смерть лютая легче, ваше высокородие, а не токмо что…
– Держись, сердяга! Держись… Давай ружье понесу!..
Это предложение было так необычно, что солдат и об усталости позабыл.
– Никак нет, ваше высокородие, – растерянно лепетал он, – не можно так…
– Говорю, давай – значит можно! – несколько повысил голос офицер и чуть не вырвал у солдата ружье.
Подполковник подхватил его под руку, как подхватывают охотники – дулом к земле, и быстро зашагал вперед, даже не взглянув на совершенно оторопевшего солдата.
Солдат вскоре опомнился и бегом пустился догонять офицера.
– Ваше высокородие, дозвольте обратно, – взмолился он, догнав его.
Подполковник взглянул на него своими лучистыми глазами и ласково улыбнулся.
– Полегчало? – спросил он.
– Так точно, ваше высокородие, то есть как рукой сняло…
– Ну, слава богу! Как зовут?
– Макаров, ваше высокородие.
– Самарского полка?
– Ну, держись, молодец; помни, государю и родине служишь…
С середины апреля отряд из Александровска шел несколькими колоннами, и воины, входившие в него, были вполне надежны. Пехота принадлежала к старейшим полкам русской армии, насчитывавшим более столетия своего существования. За долгую службу знамена их видели во Франции, в Италии, Швейцарии, Турции, Персии и в Германии. Они покорили Кавказ и имели все отличия, какие только даются за подвиги: надписи на шапках, серебряные трубы и рожки, георгиевские знамена. Кавалерия отряда состояла из казаков и горцев Дагестанской области.
В первой колонне начальником был старый кавказец майор Буравцов. Второй колонной командовал полковник Тер-Асатуров. Третью колонну вел сам начальник отряда полковник Ломакин.
Все эти колонны направлялись от форта Александровска по степному пространству до колодцев Каунды, отсюда уже по пустыне Устюрт до колодцев Сенека и далее по пескам до колодцев Биш-Акты. Здесь все колонны соединялись и, оставив отряд для сдерживания киргизов, направлялись через пустыню на хивинский город Кунград, где предполагалось соединение Мангышлакского отряда полковника Ломакина с Оренбургским отрядом генерала Веревкина.
Почти две недели шел Мангышлакский отряд по пустыне.
Скобелев во время похода был впереди. Отдельной колонной он командовал недолго – когда прошли треть пути, до колодцев Буссага, где Ломакин счел необходимым не раздроблять своего отряда, а вести его поэшелонно. Михаил Дмитриевич все-таки остался во главе авангарда…
