Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - страница 13
Скобелев перед выступлением из Биш-Акты продумал и предусмотрел все до мелочей. В его колонне за время пути до колодцев Буссага, т. е. в течение двух дней, не было брошено ни одного вьюка. Все было сохранено, и колонна потеряла только двух малосильных верблюдов, которых пришлось бросить на дороге.
Стоило кому-нибудь отстать, как командир тут же оказывался возле отставшего. Начинались расспросы, но не строгие, без угроз, без сердитого крика. Если он видел, что отставший действительно выбился из сил, подполковник приказывал посадить его на верблюда. Солдат отдыхал, и сам без принуждения возвращался в строй. Если же отставший оказывался просто лентяем, командир стыдил его перед всеми и приказывал возвращаться к товарищам. Таким мудрым обращением он добился того, что даже лентяи перестали отставать и шли так же бодро, как и их более энергичные товарищи.
Так прошли мимо родника Камысты, колодцев Каращек и Сай-Кую.
Во время второго перехода Михаил Дмитриевич обнаружил такую проницательность, какой и предугадать было невозможно в человеке, еще недавно покинувшем Петербург и во второй раз в своей жизни очутившимся среди песков. Он нашел родник с водой там, где о ней не знали даже проводники-киргизы. Это было на переходе от родника Камысты к колодцу Каращек. Переход был в тридцать километров. В Камысты вода была родниковая, солоноватая, сильно отдававшая окисью железа, неприятная на вкус и с плохим запахом. Но проводники предупредили, что в Каращаке вода совсем плохая. Ввиду этого Скобелев приказал запастись родниковой водой. Зарезали козлов, и из их шкур киргизы понаделали бурдюков.
Приказано было также не бросать желудков и кишок. И они пошли в дело. Желудки были тщательно вымыты и наполнены водой, уложены в мешки, а затем погружены на верблюдов. Кишки тоже тщательно перемыли, налили в них воды, и солдаты несли их на себе, наматывая на руки или вокруг тела.
Должно быть, прежде чем выступить в поход, Михаил Дмитриевич, стараясь изучить местность, расспрашивал о пустыне киргизов. Иначе трудно себе представить, как после Камысты он вывел свою колонну прямо к колодцам Аще-Кую, – вывел, несмотря на то, что два проводника ничего не знали о них, расположенных в глубоком овраге. Вода в них была горькая, но ее пили, не разбирая вкуса…
– Чего там вкус, – говорили солдаты, – была бы хоть какая-то матушка-водица, а остальное все равно!..
Горькую воду пили, ею пополнили запасы, и не напрасно. В Каращеке вода действительно оказалась такой, что от нее отворачивались даже неприхотливые русские солдаты. Она была жутко соленой и до того нечиста, что взгляд на нее вызывал отвращение…
Скобелевская колонна недолго оставалась тут и перешла к Сай-Кую, где вода все-таки была сносная, хотя и солоноватая.
Здесь колонна отдохнула, набралась сил и лишь тогда двинулась к колодцам Буссага, когда на смену ей пришла в Каращек вторая колонна.
И этот переход прошли бодро. Здесь наблюдалась кое-какая жизнь. Выскакивали тушканчики, выползали змеи, часто видны были большие ящерицы, гревшиеся на солнце. Иногда кто-нибудь из особенно веселых солдат принимался гоняться за тушканчиком, и тогда в колонне поднимался веселый хохот, свидетельствовавший о том, что люди сохранили бодрость духа…
Скобелев поощрял эти невинные забавы. Иногда он сам отъезжал несколько в сторону и, улыбаясь, любовался на развеселившихся солдат.