Поломка на краю галактики - страница 5

– Ничё так, – кивает ему Аври, как будто хоть что-то понял. – Но мы тут вообще по другому делу. Мы друзья Тины. Мы пришли насчет травы.

– Это одно и то же дело, – нетерпеливо отвечает Корман. – Если вы дадите мне закончить, вы поймете. На прения придет много родственников наехавшего, чтобы его поддержать, а со стороны погибшей девочки, кроме родителей, никто не придет. Да и родители будут сидеть тихо, опустив голову, и слова не скажут.

Аври кивает и молчит; он все равно не понимает, но не хочет сердить Кормана.

– Мне надо, чтобы ты и твой друг пришли на прения, как будто вы ее семья, и устроили бардак. Шум. Кричали подсудимому, что он убийца. Плакали. Ругались там немножко, но ничего расистского, только “скотина” или вроде того. Короче, чтобы вас почувствовали. Чтобы в зале почувствовали: в стране есть люди, которые думают, что он слишком легко отделался. Вам, может, кажется, что это глупо, но такие вещи очень влияют на судей. Немножко стряхивают с них нафталин сушеного закона, сталкивают их с реальным миром.

– Но трава… – начинает было Аври.

– Я как раз к этому подхожу, – прерывает его Корман. – Потратьте ради меня эти полчаса на прениях, и я дам каждому из вас десять грамм. Если будете кричать достаточно громко, даже пятнадцать. Что скажете?

– Мне нужен только грамм, – говорю я. – Может, ты мне продашь, и все? А потом вы с Аври…

– Продать? – смеется Корман. – За деньги? Я что, дилер? Максимум я могу подарить другу пакетик раз-другой.

– Тогда подари мне, – умоляю я, – всего-то грамм.

– Ну что я тебе сказал секунду назад? – неприятно улыбается Корман. – Я подарю. Только прежде докажи мне, что ты действительно мой друг.

Если бы не Аври, я бы не согласился, но он все время ноет, что это наш шанс и что мы не сделаем ничего опасного или незаконного. Курить траву незаконно, но кричать на араба, переехавшего маленькую девочку, – это не просто законно, это даже принято.

– Поди знай, – говорит он мне. – Если там есть камеры, нас еще и в новостях покажут.

– А притворяться, что мы ее семья? – настаиваю я. – Ее родители же будут знать, что мы не семья.

– Он не велел нам говорить, что мы семья, – защищает Кормана Аври. – Он просто сказал, чтобы мы кричали. А если кто-нибудь спросит, мы всегда можем сказать, что прочли про это в газетах и что мы обыкновенные граждане, которым не все равно.

Эту беседу мы ведем в лобби здания суда. Хотя снаружи и солнечно, внутри нет света и пахнет канализацией и мхом. И хотя я спорю с Аври, нам обоим уже понятно, что я участвую. Иначе я бы не приехал с ним сюда на мотороллере.

– Не волнуйся, – говорит он мне, – я буду кричать за двоих. Тебе ничего делать не надо. Ты просто друг, который пытается меня успокоить. Ну, знаешь, чтобы почувствовали, что ты со мной.

Причина, по которой Аври сейчас говорит мне, что я не должен кричать, заключается в том, что в зале суда находятся примерно пятьдесят “двоюродных братьев”[4], все из семьи наехавшего. Сам наехавший – толстенький такой, выглядит молодым – разговаривает с каждым, кто входит, целуется с ним, как на свадьбе. На скамье истцов, с Корманом и еще одним адвокатом, молодым и с бородой, сидят родители девочки. Они не выглядят как на свадьбе. Они выглядят совершенно убитыми. Маме лет пятьдесят или больше, но она маленькая, как цыпленок, у нее короткие седые волосы, и она кажется совершенной невротичкой. Папа сидит с закрытыми глазами, время от времени открывает их и через секунду снова закрывает. Прения стартуют; видимо, это конец того, что началось в прошлый раз, – все какое-то обрывочное и техническое. То и дело только бормочут номера параграфов. Я пытаюсь вообразить нас с Шикмой в этом зале после того, как нашу дочь сбила машина. Мы совершенно убиты, но держимся друг за друга, и она шепчет мне в ухо: