– Согласен.
– И в войско не всякого тоже возьмут.
– Оно понятно.
– Вот и выходит – мы вроде вольные, а на самом деле крепостные. Жизнь так кабалит, не всякому барону под силу.
– А ты, значит, вырвался? – Меткий хитро прищурился. – В трапперы решил податься али в город? А может, в войско?
– Могу и в трапперы. Приходилось и плашки ставить, и силки настораживать. А могу и в город. Читать-писать разумею. Счет знаю.
– Вона ка-а-ак… – протянул ардан. Про Сотника, пригорянина, и спрашивать не стал. Ясное дело, в любом войске нарасхват такие бойцы. – Ладно. Поговорили.
Он еще раз внимательно оглядел моих спутников.
Мак Кехта, не поднимая головы, забилась в самый дальний угол, почти в темноту. Правильно делает. Нет нужды местным жителям ее лицо видеть.
И все-таки Меткий прежде всего обратил внимание на феанни.
– Сидит, накрылась, глаз не видно, – пробурчал он. – Вроде дурное замыслила.
– Да не бери в голову, Меткий! Переживает баба. С горя малость умом тронулась. Чего тебе от нее надо?
– Ладно, пущай сидит, – согласился ардан. – По нашей жизни умом тронуться легче легкого. Кто мужика-то ейного пришиб? Остроухие или наши?
– Люди. – Если вспомнить покойных ярла Мак Кехту или Лох Белаха, так я не соврал нисколечко. – Время, видишь, неспокойное.
– Это так. Про Мак Кехту слыхал?
Ну вот, сейчас начнется. Только б у сиды хватило выдержки не вмешаться.
– Слыхал.
– У-у-у, зверюга. Народу положила, страсть.
– Да уж.
– Палила целыми хуторами, кишки на деревьях развешивала. До крови охочая, говорят. Прям пила бы ее. Слава Пастырю Оленей, шлепнули стерву.
– Да ну?
– Дык у вас же на прииске дело было! Нешто не знаешь? – В глазах Меткого мелькнуло подозрение.
– Трупа ее никто не видел… – И это тоже правда, лопни мои глаза. А если Хвост что и рассказывал, должен был упомянуть, что сида ушла в стуканцовы ходы.
– Да-а, жалко. Ее-то за все злодеяния помучить бы как следует. Мне б волю дали – жилы тянул бы да железом каленым…
Что ж он смакует-то? Нашел о чем поговорить. И ведь не возразишь особо – в сей момент в пособничестве остроухим обвинят. Как тогда договариваться с траппером? А без их харчей да коней нам, похоже, не обойтись.
– Что толку переливать из пустого в порожнее? – Я постарался придать голосу побольше убедительности. – Не нашего ума дело. Мы люди маленькие, свои шкуры сберечь – и ладно.
– Ты в ее шкуре был, дядька Меткий? – неожиданно вмешалась Гелка.
Вот еще напасть на мою голову! Сейчас ляпнет лишнее по простоте душевной.
– Нет, не был! – Рыжие брови ардана полезли на низенький лоб.
– Так и не суди! Всех родных-близких в одночасье потерять – тут любой с ума стронется, лютовать начнет.
– Хех, – выдохнул, как от кружки чистого ржаного вина, траппер. – У тебя что, Молчун, все бабье племя с прибабахом? Одна сидит, молчит – дундук дундуком. Другая на честных людей кидается, ровно волчонок. Ишь, чего удумала, чтоб я да в шкуру остроухой заразы! Ты, девка, поди да тем, чьих родных ведьма проклятая порезала-пожгла, расскажи про то, кого она там и где потеряла!
Видит Сущий, надоело мне всех успокаивать, споры утихомиривать, словно жрец какой-то!
– Не обращай внимания, Меткий. Девка больно жалостливая. Она всех жалеет. И людей, и нелюдей. И тех, кого режут, и тех, кто режет. Давай лучше о деле.
– Хе, о деле? А ежели я теперь обижусь?
Еще и выпендриваться будет! Да глаза уже от жадности кровью налились.
