– Все готовы, ежели что?
– А то? – усмехнулся полусотенник. – Рябяты не подведут. Пятеро в кустах с самострелами. Еще шестеро будут вроде как лошадей чистить. При полном оружии, само собой.
– Годится, – кивнул капитан. – Ты со мной будешь. Рядом. И Жердяй пускай придет.
– Понял. Щас распоряжусь.
– И чародея разбуди. Не помешает. Хватит ему прохлаждаться.
– Понятное дело…
К ним быстрой походкой направлялся высокий петельщик, вроде бы и не худой, а какой-то мосластый, с темно-русой, неровно обрезанной бородкой. Его коричневый табард имел зашитую прореху на левом боку и тщательно застиран. Не доходя до начальства пяти положенных шагов, боец поднял сжатый кулак до уровня плеча – отсалютовал.
– Дозвольте доложить?
– Говори. – Валлан вперился взглядом в воина.
– На подходе. Конных егерей – одиннадцать. И баба.
– Тю! – удивился Лабон. – Что за баба?
– Не могу знать. По одеже – знатная.
– Не, баба – это хорошо, – хмыкнул полусотенник. – Я за бабами уже стосковался…
– Треплись меньше, – резко оборвал его Валлан.
– Понял. Молчу.
– Значит, так, воин… Как тебя? Тьфу, все забываю…
– Рогоз, мой капитан.
– Значит, так, Рогоз. Гостей ко мне. Да сильно не торопитесь. Шагом, шагом… Все понял?
– Как есть все!
– Выполняй!
Рогоз развернулся на каблуках. Принятый в отряд петельщиков недавний старатель с Красной Лошади по непонятной причине находил особый шик во внешней атрибутике воинской службы. Начищенные бляхи конской сбруи, строевой шаг, словечки команд и салют командирам. Может, с детства мечтал, да жизнь не заладилась?
– Погодь чуток, Рогоз, – вмешался Лабон. – Жердяя там пхни ногой в бок – пущай сюда идет. Токмо бегом. И чародея пусть с собою прихватит, а то все бока наш мудродей отлежит.
– Слушаюсь.
Глянув вслед Рогозу, Валлан поинтересовался у помощника:
– И как служится ему?
– Рогозу-то?
– Рогозу, Рогозу.
– Служит не тужит. Старательный. Прямо из-под себя службу рвет, ровно кобель лапами роет. Рябяты болтают – с прибабахом..
– Он с прибабахом, а они нет? Тоже ведь службу тащат.
– Старые бойцы давно службу поняли. Знают, где приналечь надобно, а где и спустя рукава можно.
– Да? Распустил бойцов, полусотенник. В десятники метишь?
– В десятники? – Лабон ногтем расправил усы. – Можно и в десятники. Я и рядовым служить могу. А что до бойцов, так рыба завсегда где глубже ищет, а человек – где легче. За что ж их винить, когда не во вред делу, само собой?
– Ладно, тебя затронь… Так что там новенький?
– Ну, так а я про что? Служит, ровно не за жалованье, не за страх, а по обету будто бы. Одно слово – старательный.
– С оружием как?
– С мечом – хреновато. Выучился пока себя по ногам не бить. А вот из самострела – белку в глаз свалит.
– Ладно. Ты приглядывай за ним. Не может такого быть, чтоб просто так с нами напросился.
– Сделаю, командир. Я сам не верю таким. Свой интерес у каждого быть должен. И есть.
– Вот-вот.
Валлан порывисто вскочил на ноги, одернул табард, поправил знак отряда на плече. Почти одновременно к дубу подошли Квартул, сопровождаемый тощим, длиннобудылым петельщиком Жердяем, и Рохля с большой корзиной и вьющейся в ногах пегой собакой.
– Прибыли? – деловито осведомился маг.
– Вон идут. – Капитан кивнул в сторону пятерки приближающихся мужчин, одетых в бело-зеленые накидки, и статной черноволосой женщины.
– Впереди – Брицелл, – прошептал Лабон, обращаясь к чародею. – Он теперь у конных егерей за старшего. Толковый мужик, но – себе на уме.
