Поляки в Дагестане - страница 21
У меня екнуло сердце. Я перестал перебирать фотографии и уставился на свои руки, будто они сделали что-то недозволенное.
– Хотел бы, – робко выдохнул я, – сделать с них копии.
– Зачем столько мороки, совсем заберите!
Я не поверил своим ушам.
– Да-да, – подтвердила Анна Адамовна, – это и это Вы можете забрать. Эти обязательно берите.
И я брал, но далеко не все, что предлагала добрая женщина, только десятую часть. Меня удивляло, с какой легкостью она расставалась с реликвиями семьи Беловеских, некогда вывезенных из Дагестана. Все, что мне приглянулось, Анна Адамовна передавала мне из рук в руки.
Она, видимо, махнула на все рукой. Болеть как будто не болела. Правда, муж был далеко нездоров, как дитя, за которым нужен постоянный уход.
Единственное, мне показалось, что она, видно, от всего устала, поэтому так легко расставалась с содержимым старого чемодана.
– А что я с ними буду делать? – спросила женщина. – Может, Вам в чем-то действительно помогут.
Пронумеровавучилась понравившиеся мне фотографии, я попросил Анну Адамовну каждую из них прокомментировать.
Под № 1 у меня значилась фотография Адама Григорьевича Беловеского. По рассказу Анны Адамовны Беловеской получалось, что он в Темир-Хан-Шуре оказался по приглашению какого-то князя. Прибыл он из Польши, сделался управляющим у князя. Освоившись с новой должностью, Адам Григорьевич на склоне горки купил землю и разбил на ней сад, вырыл пруд, запустив туда рыб. В верхней и нижней части сада построил два дома.
«В верхнем доме было 13 комнат. Дом был покрашен в белый цвет. Окна зарешечены – зимою, бывало, к дому подходили волки. Однажды, – вспоминала Анна Адамовна, – я насчитала стаю из семи волков во главе с вожаком. Страшно выли. Я спряталась под кроватью.
Сад – уникальное детище Адама Григорьевича. Гости удивлялись, когда видели на одном, скажем, дереве фрукты двух-трех сортов. Деревья он привозил из-за границы. У нас росли редкие сорта груш и яблок. Груши имели красную мякоть. Зимние сорта яблок весили до 700 граммов. Около пруда скопились желтые с пупырышками ароматные яблоки. Таяли во рту. 40 абрикосовых деревьев выгнулись от верхнего дома вниз – после ветра вся земля бывала усыпана краснобокими и ярко-желтыми плодами. Тополи-гиганты, в два обхвата, кронами ушли в самое небо, а под ними журчит ручей с чистой водой. К стволам тополей мы приспособили перекладины, нечто вроде турника и качелей. Адам Григорьевич поддерживал связь с Мичуриным, ездил к нему обмениваться опытом. Думаю, ученому из Козлова было чему поучиться у темирханшуринца. Уверена, что такого сада, как у нас, более в Дагестане в ту пору не было. Черешня, вишня, айва, слива, тут – орешники, алыча, курага, малина, смородина, крыжовник, барбарис…
А цветы! Сирень! Обыкновенная, персидская, махровая, красная, бордовая. Акация – белая и розовая. Осенью опавшие листья мне по пояс.
Мы, дети, барахтались в них, или во время игр в прятки, могли так зарыться, что и не обнаружишь. Потом мы жгли костры.
Осенью нанимали нескольких человек. А обычно за садом ухаживал Адам Григорьевич и наш работник Магома. Они делали обрезку деревьев, поливали. На всех деревьях имелись бирки с данными. Лишние фрукты раздавали или продавали. В последние годы часть сада отдавали в аренду, одному персиянину, а затем, когда уехал на родину, человеку по имени Палкуччи. Таким мне на всю жизнь запечатлелся наш сад.