Поминки по Финнегану. Глава 4. Лев. Авторский перевод - страница 2

обратил его к стенке (Типтиптип!), сделала почти всю мусоройку из доброго Короля Хамсмеха злотых надменьков^>8 хоть ее тощее сордце и очищенно не иначе как скупо и ее голое заявление это и говорит, не бывая там никаких щебеночных обочин этими старыми некрополитанскими ночами по, за исключением пешего отмесива, Дороге Бриантов^>9, окаймленной вероникой, белым клевером и щавелем роще одной известно, которая оставлена, бывая побитой, где истец же был сражен, она оставила, в ка́щустве мусоройщиков, кто будут мусоройщиками должен, свою потаскучу около Серпантина в Блудличном Парке^>10 (в ее пору называемого Чистоемов Кипсакром^>11 но позже тафтафкрещного^>12 Пэтовым Чистком^>13), этот дэнджерфилд окружая бучерсвуда^>14 где фейерверкер ох флэерти подрядил наттера^>15 какого-то из замкокрякв и ах для арчера потряс турка^>16, повсюду которых ископаемые следы, отпечатки ботинок, знаки пальцев, вмятины локтей, ложбины ягодиц, и т. д. были все последовательно прослежены что самого запутанного описания. Какое по-изощрённей времесто на землесе нежели подобный волчаничный кастрамент^>17 чтоб спрячут леабхар^>18 от Четвергэльцев пожарук или любовное письмо, похотеряно ееное, что будется жажда на Ма, чем тогда когда рукции^>19 закончились, чем здесь где раса^>20 началась: и четырьмя руками предусмотрительности первая детка примирения кладется в его последнюю люльку дёмы милого дёмы. Завязывай с этим! И чтоб больше этого не было! И передай пику^>21 чада ради! О люди!

Ибо услышь как Всевышний язычил для кришниан что до пропаганизма веры и его брачные орлы торчи́ли свои хищные клювы: и каждый смеркный из нас, поима за поимой, впадает в свою террину: как было пусть и будет, говорит он! И это так же как если б где Агни арафламмила^>1 и Митра вещевала, а Шива резал словно майямутра^>2 'забвонные воды нашей ноархаичной^>3 памяти схлынули, извилисто гехёрзамной^>4, к какому-то скоропалитерщемуся плотничьему фонаиерею, фламинфану, стражу ветра что засветил огонь что лежал в лесу что пострелил Джов^>5, по его грубому словцу. О Посидониус О'Кобылыхен^>6! Омой тот кроварварский камень как есть! Что делаешь ты свою грязную пи́сёлицу и его большой древокряж на подьеме своей тропы? Обскользи, ты, со стылоны служителей! А, ты, отнеси этот ствол туда где взял, Мак Си́ял, и иди путем старик твой шел, Заройтопорская Улица! И брысь! как брызнули они прочь, пенниездочки^>7, целая школа злоскоканья, со своими ленточками летая ласточкно вслед за ними, все маленькие кружевубочки! Исси-ля-Шапель! Каких-нибудь луканчиков, пожалуйста?

Да, живучесть соседочных если невидима неодолима^>8. И мы не посягаем на его любимую мозоль тоже. Взгляни на весь плотч! Флуминиев^>9! Если это была Ганибала тропа было то Геракла рук. Истотыщи изнемосво́божденных рабокопили путь. Мавзолей лежит позади нас (О Аджигаста, multipopulipater^>10!) и есть там мильные камни в своих кед мильях^>11 спы́ткаясь вдоль тканьвайного нити́ у Брахма и Антона Гермеса! Омнибуса веки ждущие. Аминь. Но прошлое сделало нам этот презент гужевой дороги. Такой мор бохерной^>12 О'Коннелла! Хоть и дождепрятан, ты- носокож. И если он никакой не Ромео можешь заустричь свою шляпу^>13. Чудоружие в храме Святого Фиакра^>14! Халат^>15!

Случилось это недалёко к котловине там, отравнинно в этой безблюдной и буканской^>1 хладовой точке, накаменной тогда, вновьсплывшей сейчас что, что Латтрел