Вокруг тонкой шеи обвита петля. Имелся широкий след от удушья. На следующих страницах изображалась земля, на которой нашли предсмертную записку, написанную практически неясным почерком, имеющим уклон вправо. Буквы почти лежали на боку. Могла ли так писать женщина?
Даже не знаю. Сразу посещают сомнения.
Так же неподалёку оказался табурет с следами от обуви и пустая дамская сумочка.
— Вы хотите сказать, её родственницы тоже повесились? — смогла выдавить.
— Да, якобы не смогли вынести смерти родственницы, чувствовали себя виноватыми в том, что не смогли её спасти и всякое такое.
— Причём тут они?
— Когда мать жертвы давала показания, она говорила, что всегда хотела уберечь дочь от такого замужества, но не получилось. Теперь вот… Спустя три года не выдержала. Её я помню, — мужчина спустился, закончив наверху. Быстро глянул на меня, а потом возвёл глаза куда-то вверх, будто вспоминая. — Она действительно выглядела страдалицей. Я видел многих людей, убитых горем. Но чтобы страдали настолько… На тот момент ни разу.
— Тогда почему не сразу после смерти?
— В смысле? — не понимающе спросил Тимур Сергеевич, приблизившись ко мне.
— Почему сразу не покончила с собой? — задумалась я.
— Иногда люди хранят горе в себе, — карие глаза сосредоточились на моём лице. — Копят его, потом переполняются, словно сосуд, и изнемогают. Приходят к ужасающим выводам, — грустная улыбка накрыла губы Гайдарова. — Просто так на тот свет никто не захочет.
— Возможно, — я отвела взгляд, не в силах выдержать его пристального внимания. — Но вы же всё равно предполагаете, что это убийство, так же, как и это, — для убедительности потрясла делом в руках. — Вы ведь были уверены, что женщина не сама решила покончить с жизнью?
— Это точно, — подтвердил он, — но теперь два убийства сразу? Даже не знаю…
Следователь задумался, поджав губы.
Я вновь глотнула кофе, прокручивая у себя в голове сотню мыслей и версий.
— Эй, помощница, — нагловато обратился мужчина, но сразу же улыбнулся.
— Что? — сделала ещё один глоток и серьёзно посмотрела на Гайдарова.
Сейчас выкинет ещё что-нибудь, конечно же!
— Ты уже кофе мой лакаешь? — смешно нахмурился.
— Ой! — я тут же поставила кофе на подоконник. — Простите! Это я от волнения!
— Хахаха, — раскатисто засмеялся Тимур Сергеевич. — Всё нормально, конечно. Если хочешь, пей, малышка! — он раскрытой ладонью указал на кружку и продолжил смеяться.
Я покраснела до кончиков волос. Стало настолько стыдно, что я не могла даже посмотреть на следователя. А что уж говорить о том, чтобы хоть как-то среагировать на его обращение! Малышка! Где это видано, где слыхано?
— Ладно, давай сюда дело, — следователь протянул ко мне руку.
— Вы же говорили, что дадите почитать! — сразу вскинув на мужчину обиженный взор, я взгрустнула.
Дал надежду и тут же её отнял.
— Дам. После того, как архив разберём.
В его слова хотелось верить. Да и дело я же никуда не спрячу. Унести домой его тоже нельзя.
Так что как ни крути…
Придётся его отдать.
— Держите, — протянула дело следаку.
Гайдаров тут же принялся пролистывать его.
— Давай наверх, помощница. Я пока материалы пересмотрю.
Я полезла на стремянку, пока Тимур встал на то же место, на котором я была несколько секунд назад.
Что бы он ни говорил, мы, кажется, вполне можем сойтись.
22. Глава 21.
От бывшего неуклюжего, казалось бы, заброшенного помещения, не осталось и следа. Теперь я видела здесь действительно архив с упорядоченной системой хранения. Тем более чистый, без плесени и сырости.
