Понедельник. №7 - страница 2



Рига

Носятся чайки, все выше и выше,
над колокольнями и флюгерами.
Крики их бьются об красные крыши
и рассыпаются между домами.
Прошлых столетий легенды и были
бродят по улицам тихо, как мыши.
И облака, натыкаясь на шпили,
плавно сползают на красные крыши.
Гулко стучат каблуки по дорожкам.
Камни булыжные вечностью дышат.
И, неизменно, две черные кошки
с башенок смотрят на красные крыши.
Луч купола золоченные лижет.
Сонмы веков умещаются в миге.
Мягко накинула красные крыши
шалью на плечи старинная Рига.

Тракай

Передо мной блестит простор озерной глади.
Легонько теребит мне локон у виска
и по плечам меня бесцеремонно гладит
дыханье ветерка.
Небесная канва над головой провисла
под тяжестью густых махровых облаков.
Я провожу рукой по изумрудным листьям,
их бархатный покров
прохладен, и на нем еще дрожат слезинки
недавнего дождя. Росистая трава
беспутно льнет к ногам. Меж веток паутинка
дрожит, как тетива.
На ярком лепестке раскачиваясь сонно
вкушает мотылёк цветочный эликсир…
Я забываю здесь о том, что есть бетонный,
уныло-серый мир.

Москва

Красный поезд. Мелькающий день
за окном то рекой, то лесом.
Мелкий дождик. Сонливость и лень.
Тучи – низким, густым навесом.
В небо врезанных крыш серебро.
Город, бьющий по нервам током.
Погруженье в пучину метро,
и движенье с людским потоком.
Оглушающий гомон Москвы,
непрерывный, нестройный, вязкий.
И вкрапленные в зелень травы,
одуванчиков жёлтые глазки.
Самых вкусных блинов аромат.
Куполов золотые чётки.
Неказистый, уютный Арбат.
В тучах тонущие высотки.
Эспланад бесконечная нить.
Притяженье кафе знакомых…
Я могла это всё пропустить,
Если б просто осталась дома.

Одесса

Мой город так теперь далек!
За много сотен километров,
за грудой снов и фото-ретро,
за толщей дат, событий, строк,
он существует, он живет,
как будто вовсе не бывало
меня там сроду. У причала
негромкий плеск сапфирных вод,
крупинки серого песка,
разбег аллей и троп бульварных,
коты, крадущие коварно
товар из рыбного ларька,
завидный, дачный урожай
черешни белой и клубники,
скользящие по морю блики,
звенящий старенький трамвай,
плющ на облупленной стене,
платанов бархатных навесы…
Я не живу давно а Одессе.
Она теперь живет во мне.

Тель-Авив

Нырну привычно в Тель-Авив,
и он немедленно затянет
меня, как муху, проглотив,
в свой омут. Звуки смеха, брани,
гудков машин нарушат ход
моих неспешных мыслей. Тучный
владелец лавки заорёт,
товар расхваливая. Скучно
тут не бывает! На ходу
со лба стирая капли пота,
я, незамеченной, пойду
среди толпы, до поворота,
и там, сверну. Кафе, ларьки,
знакомых улиц коридоры.
Блеснёт изгиб Яркон-реки,
что протекает через город.
Раскинут пальмы веера,
и попугаев ярких стайка
промчится с криками. Жара
проступит пятнами сквозь майку.
И вдруг… по памяти скользнёт
совсем другой ландшафт: прохлада,
одесский говор, море, порт,
каскад ступенек, колоннада…
Остановлюсь, глаза закрыв,
потом, смахнув мираж, спокойно
вернусь в реальность: Тель-Авив —
восточный, дерзкий, шумный, знойный —
мой дом, уже так много лет.
А что Одесса? – Просто горстка
нечастых снов, размытый след
в песке на пляже черноморском…

Михаил Ландбург, Ришон ле-Цион

На приёмной комиссии

На приёмной комиссии в полицейскую школу меня спросили:

– Как с интуицией?

Я сказал:

– С этим – полное попадание.

Тот, что с тонкой шеей, вздрогнул.

– Иди! – сказал он.

Я взглянул на окно и спросил:

– Куда?

Тот, что с фиолетовым носом, прищурил глазки.

– Спроси у своей интуиции, – посоветовал он.