Сбитый с толку, Лисин бросил взгляд на двери бара «Весёлый кенгуру» и с горечью выдохнул:
– Ты не знаешь, почему, когда смотришь на жизнь трезво, то ощущаешь необходимость выпить?
Я не знал.
В глазах Лисина появилось выражение загнанности. Он обиженно прошептал: «…» и убрался.
«Пойдём ко мне», – предложил я щенку.
На улице было по-прежнему —
жарко,
душно,
липко.
Пропуская гостя к себе в комнату, я проговорил: «Умение переносить состояние одиночества – великое искусство». Щенок, видимо, подумал точно так же, как и я. Во всяком случае, он посмотрел на меня с неподдельным умилением.
Я поставил на пол миску с водой и сказал: «Помой лапы, и пойдём ужинать».
После ужина я опустился в кресло и вдруг подумал, что в день 190-летия со дня рождения писателя Достоевского не грех поведать своему гостю что-либо о творчестве этого писателя.
Щенок напряг ухо: понять людей не просто.
«Писатель Достоевский, – начал я, – безусловно…»
Мой гость слушал меня с терпеливым вниманием, но вскоре, видимо, подустав внимать, опрокинулся на спину и раскрыл лапы.
«Мы с тобой совсем неплохо проводим время, не правда ли, – заметил я, – во всяком случае, мы ведём себя вполне достойно, оказывая друг другу пример взаимопомощи, взаимовыручки и поддержки».
От щенка исходил запах безмятежного тепла.
Я выбрался из кресла, пересел к компьютеру и продолжил работу над своим манускриптом.
За две недели до наступления нового века из Канады позвонил Сол:
– Я подумал, почему бы нам не провести первые часы нового века вместе?
– Сол, дружище, – разволновался Нир, – после стольких лет! Я приготовлю лодку и удочки, и мы отлично встретим Новый век!
***
К вечеру 31-го декабря небо покрылось густыми тучами, а затем на Кинерет навалился ливень. Нир стоял у окна, с тревогой наблюдая за тем, как дождь теребит мутное тело озера, как устало мерцают мокрые доски причала, как потерянно прижимается к нему залитая водой лодка.
«Господи, – шептал Нир, – разгони тучи! Пожалуйста, будь добр и отгони их!»
***
По окну пробежал жёлтый луч, а потом Нир заметил, как из тумана вынырнул длинный чёрный автомобиль.
Нир выбежал из дома.
Друзья обнялись.
– Я успел? – пыхтел Сол.
– Самый раз… Входи!
На стене, слева от двери, висела фотография.
Сол замер.
– Это же наш танк на Фридрихштрассе.
Друзья снова обнялись.
– Пятьдесят шесть лет… – прошептал Сол.
– Пятьдесят шесть лет… – отозвался Нир.
Ветер за окном усилился, однако дождь не утихал.
– Сол, ты это отлично придумал! – сказал Нир.
Сол посмотрел в окно и пропел:
– Я пришёл, ты пришёл, дождь пришёл.
– Чёртов дождь, – огорчался Нир. – Всё испортил…
Вспышка молнии высветила тёмный кусок озера.
Сол сказал:
– Расслабься! Испортить всё – дождь не может. Испортить всё – не смог даже целый век…
Прикусив губу, Нир проворчал:
– Этот век нас порядком выдоил. Он нас выдоил, как неразумных козлов.
– Как коз? – уточнил Сол.
– И как коз тоже.
Снова вспыхнула молния.
Сол спросил:
– Помнишь, что говорил перед боем сержант Ребров?
Нир оживился:
– Ещё бы! Этот русский кулаком шлёпал себя по каске и во всю глотку орал: «Смерть – копейка, жизнь – фигня!» Молодые мы были… Молодые львы, хотя и измождённые, голодные…
Сол выдохнул:
– Фигня! Конец века – это ещё не конец света!
Нир согласно кивнул и, просунув ноги в большие резиновые сапоги, выбежал из дома.
Вернулся он через полчаса с четырьмя рослыми парнями, которые, не проронив ни слова, опустили на пол наполненные озёрной водой вёдра и ушли.
