– Аристарх развлекается.
И больше ничего объяснять не стал. К концу дня я и сам перестал обращать внимание на залпы. Все звуки слились в один фон. Крики чаек, рокот моторов мусоровозов, шелест грызунов. Свалка – отвратительное место. На меня давило положение в новом мире, а ещё – беспокоила антисанитария. За весь день я, пардоньте, ни разу в туалет не сходил.
Так, незаметно, день подошёл к закату. Голод стал невыносимым. А если бы не трофейная бутылка воды в обед, я бы уже давным-давно рухнул на землюЯ закрыл глаза, представляя фонтан на Арбате – как подставлю лицо под ледяные струи, как вода смоет эту адскую копоть… Но открыв глаза, видел лишь бесконечную свалку. Наконец, раздался сигнал – удар чего-то металлического.
Я понял, что это и есть конец рабочего дня. Взяв вёдра и лопаты, мы поплелись к бытовке. Я еле ноги волочил. А Тимофей, напротив, перестал хромать. Он был перевозбуждён нашими успехами на ниве сортировки мусора.
– Двести пять вёдер! – сокрушался он. – Двести пять! Да это рекорд, как его… Олимпийский!
– И сколько нам заплатят? – зачем-то спросил я. В душе мне было понятно, что нас ждут гроши. Никак не оправдывавшие трудозатраты. Просто взыграл какой-то спортивный интерес, что ли.
– Терпение, – ответил он. – Сначала – ужин. И чарочка.
И вновь – неподдельная нежность. Когда Тимофей говорил о спиртном, глаза его загорались. Мы подошли ко всё той же бытовке. На этот раз решётка отсутствовала. Каждому голодранцу выдавали бумажный свёрток, а ещё – маленькую стеклянную бутылочку со спиртным и металлическую кружку с чаем.
– Кружку вернуть! – рявкнула тётка из глубины бытовки.
На раздатчице был респиратор. И руки у неё – в перчатках. Значит, есть какая-то охрана труда! Хоть я и старался носить вёдра аккуратно, на ладонях всё равно появились мозоли. О слое грязи, что налипала на кожу, я старался не думать. Как и об отвратительном запахе. Быть может, вырученных копеек хватит на баню? И на какую-нибудь дешёвую одежду?
– А где руки помыть? – спросил я тётку.
– Пусть твой дружбан на них поссыт, – съязвила она. – Заодно и дезинфекция.
Да, дружелюбие – «сильная» сторона здешних ребят. В металлической кружке оказался горячий чай. В свёртке – бутерброды, но на этот раз не с сыром, а с неким подобием ветчины. После долгого физического труда – отличная еда. Я старался кушать аккуратно, чтобы ненароком не коснуться грязными руками пищи.
Что мы только сегодня не трогали! Все бактерии России, казалось, были собраны на этой свалке. Вкусы у москвичей оказались донельзя понятными. Сотни, тысячи металлических банок от консервов всех видов и мастей. Стеклянные бутылки от соков, лимонадов, масел. Бумажные свёртки и упаковки. Газеты. Книги – жаль, не было времени их читать.
Были предметы, которых касаться неприятно – мягко говоря. Использованная туалетная бумага. Гигиенические прокладки. Перевязочные материалы, тоже бывшие в употреблении. А вот пластика – неожиданно мало. Он встречался в игрушках, во флакончиках, сломанных бытовых приборах.
Здесь пластмассовый мир ещё не победил. Я стоял и не мог понять, кто придумал этот допотопный труд? Ну сколько мусора тридцать с лишним бродяг могут рассортировать за день? Мы не заполнили даже пяти контейнеров. А мусоровозы всё прибывали и прибывали. Они поднимались высоко на гору…
Тридцать бродяг и один надзиратель. Были ещё какие-то сотрудники, но они прятались по бытовкам. Большая часть сборщиков после смены с трудом ноги волочила. Они сидели и лежали прямо на земле. Кружки строго-настрого потребовали вернуть в пункт раздачи. Я так и сделал.
