И поскольку так оно и было, а «морозить уши назло маме» выглядело бы подростковой глупостью, я, расправив плечи, с достоинством начала спускаться по ступенькам винтовой лестницы. Первой вышла на площадку перед ректорским кабинетом и, дождавшись Стронгхолда, как могла свысока (что было сложновато при нашей разнице в росте) сообщила:
— Доброй ночи. И прислушайтесь к моей просьбе, хотя бы на третий раз.
— Я тебя провожу. — В присущей ему манере ректор проигнорировал мою последнюю фразу. — Скоро отбой, не стоит нарушать правила ещё и тебе.
И только он произнёс последнее слово, как часы у меня на поясе проиграли мелодичный аккорд. Искушение продолжить разыгрывать оскорблённое величие было велико, однако мне вдруг вспомнилась история с чесоточным порошком и проникновением в мою комнату. После чего малодушная мысль «Да пусть провожает, спокойнее будет» перестала казаться такой уж малодушной.
— Ладно, — хмуро кивнула я и направилась к лестнице.
К счастью, в этот раз никому не приспичило делать мне гадость. Дверь открылась без тревожных спецэффектов, и я, оказавшись в комнате и уже на автомате зажёгши лампу, обернулась к вошедшему следом Стронгхолду с повторным «Доброй ночи».
— Доброй, — отозвался ректор. — Не ложись сразу — я попрошу госпожу Бист принести тебе что-нибудь согревающее. — И не давая мне запротестовать, продолжил: — Не спорь. Артур не простит, если я допущу, чтобы кто-то из его студентов заболел.
Не знаю почему, но его слова подействовали на меня, как красная тряпка на быка.
«Да пошёл он, этот ваш Артур!»
И хотя я удержала готовую сорваться с языка грубость, на моём лице она наверняка отразилась. Тем не менее Стронгхолд предпочёл не просто не обратить на это внимания, но и вообще перевести тему.
— Кстати, я рад, что вы с Алеком наконец нашли какие-то точки соприкосновения. Как там говорят в вашем мире, «нет худа без добра»?
Естественно, напоминание об оказавшемся несекретным разговоре с однокурсником не улучшило моё расположение духа. Поэтому в ответ я лишь невежливо буркнула:
— Угу.
— Однако, — в прежней спокойной манере продолжил ректор, — я настоятельно советую вам впредь общаться у всех на виду, а не тайком. Чтобы меньше провоцировать чужое любопытство.
По большому счёту, такой подход был разумным, и я вынужденно ответила:
— Хорошо, учту.
А про себя добавила, что в принципе не собираюсь больше что-либо с Алеком обсуждать. Перемирие — это хорошо, а перемирие на расстоянии — ещё лучше.
Ректор удовлетворённо кивнул и заговорил дальше:
— Что же касается присмотра за тобой, то повторю: дух сплетни не разносит. Он всего лишь сообщил мне, что вы беседуете на башне, и предупредил, когда разговор подошёл к концу. О сути вашей беседы мне ничего не известно, и я не горю желанием это узнавать. Достаточно того, что она была мирной.
Я ответила подчёркнуто скептическим взглядом — больше из упрямства, чем из недоверия к честности собеседника. На что Стронгхолд со взрослой снисходительностью улыбнулся и закончил:
— Ещё раз доброй ночи, Стерх. И дождись госпожу Бист.
С этими словами он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. А я, по-детски скорчив рожу ему вслед, отправилась набирать горячую ванну. Раз уж сама не воспользовалась советом о частичной трансформации, надо было принимать меры — болеть мне совершенно не хотелось.
Не скажу, что помогло: ванна, принесённый завхозом имбирный пунш или крепкий драконий иммунитет, но на следующий день я чувствовала себя полностью здоровой. А за завтраком никто и полусловом не обмолвился о новых россказнях про меня и Алека — то ли наш разговор на башне, разнообразия ради, прошёл незамеченным для любопытных глаз, то ли подействовала Алекова «профилактическая беседа».
