– Через полчаса.
– И нормально. Я, по ходу, пиво возьму – насчет этого будь спок.
Клык сидит на лавке у подъезда. У его ног, на заплеванном асфальте, стоят четыре бутылки «Балтики – тройки». Одну он уже почти выпил.
Мы жмем руки. У Клыка под глазами – желтеющие синяки.
– Ну, че у тебя происходит? – спрашивает Клык. Он открывает зажигалкой вторую бутылку.
– Так, ничего такого. А с кем это ты воевал? После матча, с гостевыми фанатами?
– Не, после матчей трабла давно уже не было. Это я со своей. Пиздимся постоянно. Сначала я ей по щщам настучал, потом она мне…
– Кулаками?
– Она – да, а я ладошками. Если б я ей кулаками – ей бы уже сипец был.
– А из‑за чего?
– Просто так. Не помню уже. Ладно, давай, приступай.
Клык дает мне бутылку. Мы чокаемся, я отпиваю.
– Группу собрал?
– Почти что. Завтра стрелка в метро – и идем потом репетировать.
– А сам ты играть научился?
– Более или менее. Для панка сойдет.
– Ладно, приду на концерт, когда будет – надо послушать, что ты ваяешь.
Из подъезда выходит мужик – лет тридцать, в сером костюме. Клык поднимается, они жмут руки.
– Ну что, классно мы сделали «Рубин»?
– Еще бы. «Спартак» – чемпион! «Паровозы» и «кони» сосут!
– Это правильно!
Мужик достает из кармана ключи, подходит к большому серебристому «мерседесу», садится. «Мерседес» отъезжает.
Я спрашиваю у Клыка:
– Кто такой?
– Симченко. Раньше здесь жил. Теперь мамашу навещает. Тоже фанатовец «Спартака» – может, лет двадцать уже. На выезды ездит. Только за границу, конечно.
– А ты еще ездишь?
– За границу? Ты че, охуел? Когда это я ездил за границу?
– Нет, вообще…
– Очень редко. Только в Раму и в Питер. Неинтересно сейчас, мало экшена, трабл редко бывает. Если пара кентов в щщи получат, разве это трабл?
– А помнишь, как я с тобой в Питер поехал классе в десятом?
– Помню, ясный пень, помню. Я тогда еще был пацан. Это сейчас уже типа олдовый, а тогда…
У подъезда тормозит «мицубиси», выпрыгивает девушка в белых штанах. «Мицубиси» срывается с места. Девушка глядит на Клыка. Он улыбается.
– Ах, что за люди – и без охраны…
Я узнаю ее – училась когда‑то в «б» – классе. Давно уже ее не видел. Даже не помню, как зовут.
Она целует Клыка в щеку. Клык говорит:
– Хоть бы когда‑нибудь позвонила…
– Позвоню обязательно, времени нет совершенно. Учеба, работа…
Она набирает код домофона, дверь пищит, открывается.
Клык спрашивает:
– Ты ее помнишь?
– Помню. А где она учится?
– Возьми и спроси. Мне по барабану.
* * *
Двери лифта раздвигаются. Я выхожу, спускаюсь к почтовым ящикам, заглядываю в наш. Там только всякий «спам» – рекламные газеты и листовки. Я вытаскиваю их, швыряю в картонную коробку под ящиками. Ее ставит баба Люда с десятого этажа. Она сдает этот мусор за деньги.
Жму на кнопку, открываю железную дверь, выхожу из подъезда. На раскладном стуле сидит тетка с первого этажа – как зовут ее, я не помню. У нее длинные седые волосы и усики над верхней губой. Она курит и читает «МК». Я здороваюсь с ней. Она не отвечает.
У второго подъезда старуха роется в урне, достает жестянку от пива, бросает на землю, давит ногой и кладет в пакет. Интересно, ей правда не хватает пенсии, или она содержит детей и внуков? Или просто копит деньги? Я плохо врубаюсь в психологию стариков. Мне они кажутся странными, застывшими в своем времени, когда все было в дефиците, ничего нельзя было найти в магазинах. Года два назад на каком‑то канале был сюжет про старуху, которая приносила домой всякий хлам – несколько лет, пока соседи не пожаловались на вонь. Старуху отправили в дурдом, а из ее «однушки» вывезли пять тонн мусора – пришлось подгонять экскаватор.
