– Нет, не о другом. Для меня все это едино: ты перестаешь видеть во мне угрозу, начинаешь смотреть благосклонно, потом с желанием, дальше мы вдвоем, обнаженные и утомленные от ласк в постели, и все у нас хорошо! – Вот теперь Бора улыбался открыто, и, я бы даже сказала, дразняще и лукаво и указал на расстояние между нами, а после на кровать. – Мы без одежды – все лучше некуда. Связь прямая.
Мне ведь полагалось с новой силой зайтись в смущении от его практически бесстыдных слов, но что такого в его улыбке, внезапно отменившего эту эмоцию? Или в лучиках мелких морщинок вокруг глаз? Во взгляде, от которого мне жарко и необъяснимо легко? Я будто потерялась или воспарила на несколько ударов сердца, перестала ощущать себя все той же Мунной, заключенной в собственное, способное сжиматься от страха тело, и в то же время еще никогда так не чувствовала всей своей плоти, кожи, нервов настолько остро и много.
– Твои глаза, – пробормотала я, сама не зная зачем, видимо, заразившись от супруга манерой менять тему. – Они меня поразили с самого начала… И губы… они красивые.
Бора тут же стал серьезным и наклонился к моему лицу, хоть и не сделал шаг навстречу.
– Достаточно красивые, чтобы ты захотела их поцеловать? – с напряжением в голосе спросил он. – Или хотя бы коснуться?
– Почему ты просишь меня, если у тебя есть все права сделать это самому? – Охватившая меня дымка чудесного оцепенения развеялась, но лишь самую малость, и сквозь нее идея протянуть руку и потрогать губы, способные так улыбаться, не казалась такой уж страшной или неуместной.
Прикосновение ладони Бора к моему плечу стало неожиданностью и вовсе не из приятных. Первой и совершенно неосознанной реакцией было отшатнуться и прижать конвульсивно сжавшиеся в кулаки руки к груди, хотя почти сразу, как только до разума дошло, что и ничего сулящего боль в этом нет, да и вообще так реагировать абсолютно неуместно, появилось сожаление.
– Вот видишь почему, – ответил предводитель аниров, медленно растопырив свои длинные пальцы в воздухе именно там, где только что было мое плечо. – Пока сей путь нам недоступен.
И тут я снова разозлилась. На себя в первую очередь, на все обстоятельства, потому что это вздрагивающее и шарахающееся существо – не я! Плевать, что никогда до этого мне не случалось находиться в конкретно такой ситуации, что не хотела этого всего, что можно отыскать оправдания себе. Я не робкая, не трусиха, никогда ею не была и сейчас не время ею становиться.
– Я не боюсь! – твердо произнесла, пусть отдавала себе отчет, как это прозвучало после недавней истерики и шараханья. – Просто скажи, мне чего ты хочешь, и я сделаю это.
– К сожалению, рассказ о том, что я желаю от тебя, способен занять все наше время до утра, но я почти уверен, что ты бросилась бы наутек едва бы его начал, – ответил мой муж и негромко рассмеялся с отчетливым оттенком грусти, задевшим меня отчего-то за живое.
– Это должно быть так плохо? – закусила я краешек нижней губы.
– О-о-о, нет! – покачал головой Бора. – Нет-нет-нет, Ликоли, это будет хорошо, надеюсь, даже прямо-таки великолепно, вот только ты должна быть готова это почувствовать.
– А если я стану сама тебя касаться, то мне это поможет подготовиться? – Даиг, что со мной не так, если этому мужчине удается так легко испугать меня в один миг и настолько заинтриговать в следующий, побудить к чему-то несвойственному прежде? – Как?
