– Никто не устоит, потому что веселы мы! – с улыбкой завершил Загряжский и снова вскинул руку с четырьмя вскинутыми пальцами.
Офицеры тотчас дружно ответили:
– Благополучны дни
нашими временами,
веселы мы одни,
хоть нет и женщин с нами.
– Эти строки, – сказал Загряжский, – любого размягчат! А если про Дерпт ещё кое-что вставить?
– Кое-что уже удалось придумать, – заверил Стрешнев.
– Послушаем! – предложил полковник.
Поручик продекламировал:
– Мы до Дерпта доскакали,
здравствуй, Дерпт, гип-гип, ура!
В дверях показался трактирщик, за которым следовал официант с подносом в руках.
– А вот и наше фирменное блюдо, гости дорогие! С хренком и горчичкой! И с вареньицем на закуску! Милости просим отведать, господа хорошие!
Выздоровление заболевшего
Направлявшийся к императрице Екатерине лейб-медик Джон Роджерсон догнал шедшего к ней же Ивана Бецкого и хмуро его поприветствовал:
– Добрый день, Иван Иванович!
– Здравствуй, Иван Самойлович! К государыне?
– К ней.
– А что так мрачно? – спросил Бецкой.
– Нет счастья в жизни, – ответил медик. – Так в России говорят?
– О счастье говорить не буду – о нём разговор особый. Но государыня наша советует каждому быть весёлым, поскольку только это помогает нам всё превозмочь и преодолеть.
– И что тебе помогает не хмуриться?
– Сейчас вот это! – ответил Бецкой и показал Роджерсону измалёванную красками доску.
– Что это? – спросил лейб-медик.
– Икона. Из Архангельска привезли.
Роджерсон взял доску, повертел её и с удивлением произнёс:
– А что тут изображено?
– Святой лик. Или лики.
– Где? – поинтересовался лейб-медик. – Разглядеть не могу!
– Для того и несу государыне. Чтобы разобралась.
– В чём должна разобраться государыня? – спросила появившаяся из-за угла Мария Перекусихина, шедшая вместе с князем Владимиром Голицыным.
– Икону древнюю ей несу! – ответил Бецкой и показал. – Архангельская.
– Можно взглянуть?
– Пожалуйста! Полюбуйтесь! – и Бецкой протянул князю доску.
Князь внимательно посмотрел на неё и сказал, возвращая:
– Поразительно интересно!
Дошли до покоев императрицы. Перекусихина приоткрыла дверь и спросила:
– Икона из Архангельска не помешает?
Сидевшая за пяльцами и вышивавшая Екатерина подняла голову:
– Кому в России может помешать икона?
Перекусихина обернулась к Бецкому:
– Неси, Иван, свою древность!
Бецкой, Роджерсон и князь Голицын, вошли. Бецкой с поклоном выпалил:
– Желаю здравствовать, государыня!
Князь провозгласил с достоинством:
– Добрый день, Ваше Величество!
– Greetings, Your Majesty! – произнёс по-английски Роджерсон и, склонив голову, добавил по-французски. – Bonjour, Votre Majeste!
– Здравствуйте, здравствуйте, господа хорошие! – откликнулась императрица. – А ответь-ка мне по-русски, дорогой наш лекарь Иван Самойлович, как заболевший себя чувствует?
– Об этом не лекаря надо спрашивать, а пиита Сумарокова! – ответил Бецкой.
– Что же он сказал такого особенного? – спросила Екатерина.
– Вот! – воскликнул Бецкой, доставая из кармана книжицу. – Вчера приобрёл. Стишки изумительно колкие!
– Ну-ка, ну-ка! – оживилась государыня. – Познакомь!
Бецкой раскрыл отмеченную закладкой страницу и прочёл:
– Всего на свете боле
Страшитесь докторов.
Ланцеты все в их воле,
Хоть нет и топоров.
Не можно смертных рода
От лавок их оттерть,
На их торговлю мода,
В их лавках – жизнь и смерть.
Лишь только жизни вечной
они не продают…
Князь Голицын завершил, продекламировав на память:
