– А она за это время рожала? – Тасенька покраснела ещё больше.
– Хм. – Ржевский задумался. – Нет, не рожала. Но к чему вы клоните, Таисия Ивановна?
– А есть ли у вас в деревне или поблизости некая знахарка? Ну, которая сведуща в женских делах.
– Не знаю, – поручик пожал плечами. – К чему вы клоните, Таисия Ивановна?
– Я полагаю, – Тасенька совсем зарделась, – что если Полуша, с которой вы состоите в связи, ушла и никому ничего не сказала, то она отправилась к знахарке.
– Зачем? – не понял Ржевский, но тут же догадался: – А! Полуша беременна?
– Думаю, да.
– А зачем пошла-то? За женской консультацией?
Тасенька со вздохом опустила глаза и уже не смущалась, а посмурнела.
– Если Полуша никому ничего не сказала, то, вероятно, она решила тайком избавиться от ребёнка.
– Ну… Если уж решила, то, может, так оно и лучше. – Ржевский почесал в затылке.
– А если до сих пор не вернулась, – продолжала Тасенька, – это значит, что ей там, у знахарки, стало плохо.
– Что?! – вскричал поручик и даже не заметил, что его собеседница аж подпрыгнула на скамейке. – Что же делать? – Ржевский кинулся было дальше по аллее, затем вернулся и в растерянности остановился на прежнем месте. – Что делать-то?
– Если всё действительно так… – К Тасеньке вернулась прежняя осторожность. – Если всё так, то надо как можно быстрее найти Полушу и показать хорошему доктору. А без врачебной помощи дело может кончиться плохо. – Она с натужной улыбкой продолжала: – Но вы не переживайте, Александр Аполлонович. Может, я ошиблась в догадках. Я же не провидица.
– А если не ошиблись? – Ржевский сел рядом на скамью. – Тасенька, едемте сейчас со мной. Поможете искать Полушу.
– Но чем я помогу? Знахарку вы найдёте и сами.
– А если не найду? – Ржевский вскочил и начал ходить перед скамейкой туда-сюда. – А если там ещё загвоздка возникнет? Мне ж придётся опять ехать к вам за советом, а это долго. – Он схватился за голову. – Тасенька, ну не понимаю я ничего в женских делах!
– Александр Аполлонович, я тоже в этом понимаю мало. Я ведь даже не замужем, а в книгах о многом умалчивается, так что чтением не восполнить пробелов.
Ржевский перестал ходить взад-вперёд и держаться за голову, но не успокоился:
– Вы понимаете мало, а я вообще ни х… – На звуке «х» поручик вдруг опомнился и закончил неожиданно прилично: – …нихт ферштейн. Так что ли по-немецки «не понимаю»? – Он молитвенно сложил руки: – Тасенька, поедемте! Мне без вас никак. Даже если вы мне на бумаге всю диспозицию нарисуете, я и тогда не буду уверен, что разберусь. Поедемте.
Собеседница в волнении закусила губу и, наконец, согласилась:
– Хорошо. Ведь если из-за моей нерешительности случится беда, то я…
– Вот и прекрасно. – Ржевский облегчённо выдохнул.
– Но я могу поехать только с бабушкой, – сказала Тасенька. – Одной мне никак нельзя. А если не удастся её уговорить…
– Это предоставьте уладить мне, – сказал Ржевский и предложил Тасеньке локоть, чтобы вести её обратно в беседку.
* * *
Возвращаясь в беседку, Ржевский увидел ту же картину, которую наблюдал, когда уходил. Все Бобричи, сидя за столом и забыв о чае, весьма пристально смотрели на гостя. И для этого были причины. Петя Бобрич боялся потерять Тасеньку. Алексей Михайлович, желая счастья сыну, не хотел упускать такую невестку, да и за дочерей беспокоился, ведь если бы Ржевский сошёлся с Тасенькой, то не смог бы стать женихом ни для Машеньки, ни для Настеньки. Жена Алексея Михайловича тоже беспокоилась обо всех трёх своих детях. Сёстры Бобрич беспокоились за себя и за брата.
