– Еще услышишь.
И они стали расставлять фигуры для новой игры.
Раз, два в месяц Ушан у генерала обедал. Ну, генерал-то ничего не готовил, готовила его супруга. А она знала, что любимым блюдом у полковника был горох с рулькой. Коронное блюдо, суп горох с рулькой, всегда ожидал полковника в доме его старого друга. И, честно говоря, основательно поднадоел Михаилу Андреевичу. Он иногда мечтал о мясной солянке с каперсами и сметаной. Или о супе с клецками. Но… Хозяйка считала, что полковнику больше по душе гороховый суп.
Капитан Якушевский сидел за своим видавшим виды письменным столом и «сочинял» отчет о визитах в Литературный институт. Зачем? Он не догадывался. Но полковник сказал: надо! И – баста.
– Со временем поймешь, – пообещал он, но вдаваться в объяснения не стал. Честно говоря, Михаил Андреевич и сам ненавидел писанину. Но начальство требовало…
– А про коньяк писать? – спросил капитан.
– А ты как думаешь?
Дима понял, что задал глупый вопрос.
Резкий телефонный звонок, необычно гулко раздавшийся в большой пустой комнате, заставил Дмитрия отвлечься от ненавистного листа бумаги.
«Наверное, Глафира, решила узнать, не пора ли разбивать яйца для омлета?» – подумал он. Омлет был в списке его любимых блюд.
Но это была не Глафира. Женский голос, захлебываясь, зашептал что-то непонятное в трубку. Голос этот показался капитану знакомым. Но вспомнить его он не смог.
– Да говорите громче, – рявкнул капитан, сердясь из-за того, что не может вспомнить голос. А еще больше из-за этого дурацкого отчета.
Голос захлебнулся – и пошли длинные гудки.
«Ну, вот! Повесили трубку. Теперь и не узнаю, кто звонил. А если случилось что-то серьезное?» – подумал он с сожалением. Но телефон тут же снова зазвонил.
Теперь женщина уже не шептала, а говорила в полный голос.
Сердито говорила.
– Вы, Дмитрий Антонович, почему так грубо со мной разговариваете?
Якушевский разулыбался. Это была Лидия Павловна.
– Ну, наконец-то! – радостно сказал капитан.
Но Лидия Павловна снова что-то зашептала.
– Да говорите вы по-человечески! Вас же не понять! Щебечете, щебечете, как воробьиха.
– Опять грубите! Вы же сами говорили: вокруг враги! Могут подслушать.
– Где и когда мы встретимся? – спросил Якушевский, одной рукой засовывая злополучный отчет в стол.
– На прежнем месте. Помните? Под сиренью.
– Сирень давно отцвела! – буркнул весело капитан. – Но я помню.
«До чего же она красива, – думал Якушевский, приближаясь к скамейке, на которой сидела Лидия Павловна. – “Кошечка!”» Он рассердился на себя, вспомнив рассеянное выражение лица «лидера профсоюзов», его холодные глаза.
– А я думала, вы опоздаете, – разочарованно сказала «кошечка». Но по лицу было видно, что она рада видеть капитана.
– И тогда бы вы устроили мне выволочку?
– Вы как ежик. Колючий. Я вам очень нравлюсь?
– Глаза бы мои не смотрели! – буркнул Димон и сел на скамейку на некотором расстоянии от Лиды. – Ну, рассказывайте, где вас черти носили?
– Но принесли-то сюда, к вам!
– Ладно, проехали! Рассказывайте обо всем подробно, с деталями. Будем сидеть здесь до темков.
– Ну, раз до темков, то слушайте. Прежде чем выйти на лестничную площадку, я заглядываю в дверной глазок… Это очень плохо?
Лиде показалось, что капитан сердится.
– Продолжайте, продолжайте.
– Я по натуре очень пугливая и поэтому заглядываю. Чтобы убедиться, что на площадке никого нет. А тут вижу моего знакомого… Ну, нашего сотрудника… Мамыкина. Он такой веселый и поет.
