Послания белого генерала - страница 7
Левая рука Маркина непроизвольно легла на край шкатулки и через нее в тело вошел легкий приятный озноб. Стены небольшого кабинета мягко и плавно ушли в сторону, вокруг Маркина задвигались туманные фигуры, постепенно обретавшие плоть.
Просторная светлая комната с высокими потолками выглядела в высшей степени элегантно. Потолки были украшены затейливой гипсовой лепкой. Широкие оконные проемы украшены пышными шторами. На оконных занавесках яркими сочными красками нанесены сцены королевских приемов в Версальском дворце во времена знаменитого короля-солнца6.
На украшенных цветной гипсовой лепкой стенах закреплены массивные серебряные канделябры. В комнате всего десяток солидных, выполненных из мореного дуба столов. За каждым столом на удобных венских стульях по одному подростку. Лица всех воспитанников обращены к солидному, подтянутому мужчине с вытянутым аристократическим лицом, обрамленным огромными бакенбардами.
Окрепший мамин голос с живыми грудными нотками прокомментировал:
– Это Миша Скобелев. Вот он сидит за вторым слева столом.
Голос запнулся на минуту, потом продолжил рассказывать о происходивших событиях как бы со стороны.
Постепенно нужда в комментариях отпала, поскольку Маркин из зрительного зала незаметно переместился на сцену, с легким удивлением отмечая, что понимает французский, английский и немецкий языки, на которых подростков обучали в знаменитом пансионе. Казалось, он сидит на уютном венском стуле среди прилежных лицеистов. Взглянул на Мишу, сидящего в соседнем ряду. В угловатом юношеском теле просматривалась порывистость и скрытая сила, что не очень гармонировало с пухлыми щеками и доброжелательной полуулыбкой. Большие серо-голубые глаза пытливо смотрели на мир, словно хотели выяснить, что же в этом мире такого, для чего стоит жить и искать. А выражение лица говорило, что Миша ищет нечто потаенное, не понятое и не принятое другими. И просматривалось, что он-то непременно найдет то самое, что скрыто от всех. На минуту взгляды их встретились, и Маркин заметил в расширившихся зрачках мальчика радостное удивление…
С радостью в сердце и открытой душой Миша приступил к обучению. Наивный романтичный мальчик всем сердцем, всей своей страстной натурой полюбил Европу. Он с упоением познавал всю глубину, эмоциональную выразительность французского языка. Его завораживала строгость, воинственная жесткость немецкого. Английский он полюбил за изящность и мощный, скрытый глубоко внутри потенциал, который можно было бы назвать великим артистическим, поскольку на нем творили незабвенные Шекспир, Байрон. Кстати, искусство артистизма, методика вживания и погружения в роль преподавались в пансионе как очень важный предмет, способствующий успешной карьере. И в ходе обучения Миша в порывах озарения понял, что, что самыми непревзойденными артистами можно назвать британских политиков, умеющих выдавать за действительное ложные установки, подлость и предательство прикрывать хитроумными приемами и возвышенными мотивами. И при этом вызывать восхищение и преклонение вокруг мощи британской империи. К слову сказать, правительства других европейских держав не на много отстали от британских, а кое в чем и обогнали. Но это и другие озарения пришли не сразу, к ним вели трудные, порою разрушающе трудные ступени познания.
Педагоги пансиона восхищались успехами русского мальчика, что неизбежно привело к тому, что многие воспитанники начали тайно завидовать его талантам и скрыто ненавидеть за легкость познания и широту искренней доброты.