На станциях Хамамацу, Сидзуока, а потом Ямакита, Кодзу – сколько их уже промелькнуло за окном! – каждый раз слышались объявления, но усталое тело Кёко и её притуплённые нервы не реагировали на них. Лишь когда назвали «Хиранума», её сердце слабо дрогнуло. Точно так же, когда корабль миновал Порт-Саид и Коломбо, перед самым прибытием в Сингапур, её охватывала надежда: а вдруг там уже ждут весточки от любимых детей? Теперь же она ждала, что здесь, на этой станции, её встретят родные.
Спутниками Кёко были владелец магазина «Бунъэйдо» Хатао и Араки Хидэя, литератор, племянник её мужа Судзуки Сюдзана, лет на пять-шесть младше её. Услышав что-то от Хидэя, Хатао кивнул:
– Ах да, точно, они должны быть здесь.
Он встал, открыл дверь вагона и вышел. Хидэя последовал за ним. Мелькнувший в проёме белый подол длинного пальто, наверное, принадлежал ему. Кёко лежала, полузакрыв глаза полотенцем со льдом, приложенным ко лбу.
– А, вот и наш мальчик приехал! – донёсся издалека голос Хатао.
И в тот же миг слёзы потекли из её глаз. Чуть позже, приподняв лёд, она смущённо огляделась. Ни новых встречных, ни прежних спутников не было видно. Двое журналистов, севших с ними в Кодзу, сидели напротив. Кёко заранее извинилась перед ними, что из-за болезни не сможет поддерживать разговор. Теперь, боясь, что её внезапная бодрость покажется им странной, она осталась лежать, не двигаясь. В открытую дверь вагона врывался холодный ветер.
– Теперь мы спокойны. Хотя, честно говоря, мы очень волновались, не зная, как вы себя чувствуете.
– Вы приехали вовремя, несмотря на то, что пароход прибыл на день раньше. Вы, наверное, устали?
– Что вы, Араки даже до Кобэ доехал, а потом сопровождал нас всю дорогу.
– Правда? Хидэя?
За окном поезда Хатао и Киёси обменивались этими фразами.
– Здравствуйте!
– Как поживаете?
С этого приветствия начался разговор Хидэя с его дядей Киёси, которого он не видел четыре или пять лет. Они оживлённо беседовали, радостно придвинувшись друг к другу.
– Мальчик, во сколько ты встал сегодня? – спросил Хатао, обойдя стоявших, а затем обратился к Мицуру.
– В пять, – бодро ответил Мицуру.
– В пять? Как рано! А другие дети, девочки, они в Синбаси?
– Син и Эйко дома.
– Остальные приехали?
– Не знаю, – Мицуру слегка склонил голову.
– Конечно, приехали!
– Правда, господин Хатао? – сказал Мицуру тонким, почти девичьим голосом.
– Ты рад, мальчик?
– Хм… Господин Хатао, а где мама? – спросил Мицуру с беспокойством.
– Вон там, – Хатао указал на вагон через два от них.
– Как я рад, господин Хата!
Но Мицуру не бросился туда.
Когда уставшая ждать Кёко закрыла глаза, все вошли в вагон, и поезд тут же тронулся.
– Благодарю вас за то, что приехали так рано. И за заботу о детях в наше отсутствие. Ваша доброта навсегда останется в моём сердце.
Кёко уже сидела, поставив ноги на пол, а лёд, прежде лежавший на лбу, теперь покоился на её ладонях, сложенных на коленях.
– Как хорошо, что ваша болезнь оказалась не такой серьёзной. Мы боялись, что вы будете в гораздо худшем состоянии.
Затем Киёси мягко сказал Мицуру, который стоял перед ним и улыбаясь смотрел на мать:
– Мицуру, ты не поздоровался?
– Мама, добро пожаловать домой! – Мицуру покраснел.
– Мицуру… – лицо матери тоже залила краска.
Мицуру тут же отошёл к Хатао, сидевшему напротив. Кёко снова прилегла.
