Пауза.
Мстислав Романович. Иногда я думаю, неужели то, что он жил рядом, так меня подавляло? Ведь я всегда был совершенно независимый от него человек. А умер, и как будто плотина рухнула – пошли стихи. Я себя свободным ощущаю. Так всякая тирания. Она давит не там, где больно и очевидно, к этому можно привыкнуть, приспособиться… Она заполняет всё. Она заполняет душу, которую ты считаешь свободной, все произведения ума появляются на свет, как выкидыши, мертвыми. Ты знаешь, что они были прекрасны и пробуешь вдохнуть в эти трупики жизнь, но от этого они еще уродливее.
Мария Романовна. А что было делать, Слава? Мы чужаки.
Мстислав Романович. Нет, я не чужак. Я не могу ходить, работать, но я могу жить. Я сам развил свой ум, вывел его из эмбрионального состояния и иногда с восторгом наблюдаю за тем, что он вытворяет. Мой ум – это мой ребенок. Он бывает дерзким и послушным, сонным, тупым, алчным, наивным, но он жив и он с радостью присоединяется к другим свободным умам. Он не чужак. «Как мир заманчив для атаки, когда с открытою душой, с объятьем, созданным во мраке, ты мчишься, нежный и большой…»
Входит Женя.
Мария Романовна. Как красиво на улице! Да, Женя?
Женя садится на диван, закинув руки за голову.
Пауза.
Женя. Купить бы нам цветной телевизор. (Пауза.) Мне кажется, что весь мир черно-белый и только там, где я, он цветной.
Мстислав Романович. Там, где ты, он действительно цветной.
Женя. Дядя, разве можно быть таким добрым всю жизнь? Жизнь не добрая, дядя. Она тупая, как валенок. Кажется, что валенок мягкий, а внутри у него – утюг.
Мария Романовна. Женя!
Женя. Мне звонил на прощание капитан Рюмкин. Он сказал, что в общении со мной он стал глубже и лучше, и пусть, он выделил – и пусть! я никогда его не полюблю, но я останусь, не он, а я останусь, таким уголком в душе, тут он запутался, а потом нашел совершенно блестящий ход, то есть если бы я не знал тебя, меня, то есть, то и не представлял бы себе, что жизнь так прекрасна.
Мария Романовна. Георгий очень хороший человек.
Женя. Последнее время я замечаю, что вокруг меня ходят прекрасные мужчины. Уж не пора ли мне замуж, ты это хочешь сказать?
Мария Романовна. Я хочу сказать, Женя, что мужчины ходят вместе, но они вместе и уходят.
Женя. Рюмкин никуда не уйдет.
Мария Романовна. Когда мужчина женится и у него появляются дети, он становится беспомощен.
Мстислав Романович. Ты посмотри! У тебя, Маша, дар оракула.
Женя. У нее дар высасывать проблемы из пальца.
Мария Романовна. Почему вы меня постоянно высмеиваете?
Женя. Я же сказала.
Мстислав Романович. А ведь действительно – она была самой маленькой и страшно сердилась, когда над ней шутили. Поэтому шутили постоянно.
Мария Романовна. Особенно ты.
Мстислав Романович. Это потому, что я тебя люблю.
Женя. У тебя, мама, слишком большое самомнение. Тебе постоянно кажется, что все вокруг думают только о тебе.
Мария Романовна. О чем ты говоришь? У меня самомнение?!
Женя. Я не о том, о чем ты думаешь. Замнем для ясности.
Мария Романовна. Разве я когда-нибудь думала о себе? Разве я думала о себе, когда Слава лег в кресло? Разве я думала о себе, когда твой отец уезжал в «командировки»? А сейчас, когда ты целыми вечерами сидишь дома у телевизора, нигде не бываешь, могу я думать о себе?
Женя. У меня полоса, мама.
Мария Романовна. Это не полоса. Тебе надо рожать.
Женя. Ну это уж мое дело. (Резко встает
