Они помолчали.
Они помолчали еще.
И еще помолчали они.
Изо рта, глаз, ушей и ноздрей мудреца повалил вязкий дым.
Этим дымом накрыло пространство окрест.
Иннокентий уже с трудом различал старика.
Наконец он услышал ответ:
– От судьбы не уйдешь!
– Не уйду – в каком смысле? – осмелился он уточнить.
– В переносно-прямом! – объяснил попугай.
Чан Кай Ши промолчал.
Впрочем, все же сказал:
– Возвращайся в мир!
– Он оттуда явился! – напомнил Конфуций.
На что Чан Кай Ши ничего не ответил.
Но, впрочем, ответил, хотя и не сразу, и всего одним словом:
– Яйцо!
Кто знал Чан Кай Ши – также знал, что он зря не скажет.
Пустяшное, в общем, словцо "яйцо" – из уст мудреца прозвучало, как гимн, откровение и приказ.
Иннокентий, не зная, что думать, молчал.
Попугай коготком почесывал перья за хохолком.
Ночь над ними простерла звездную длань.
Вой горнего ветра мешался с блеяньем горных козлов.
До утренней зари попугай умолял Ши не отпускать Иннокентия в этот, по его разумению, страшный, огромный и уродливый мир.
Старец слушал Конфуция, морща лоб.
А, дослушав, сказал: "Пошел вон!" …
В то же время, в Москве…
…Между тем, покинув такси, Джордж растворился в бурном потоке людей.
Где-то он промелькнул бегущим по эскалатору, а то самые разные люди одновременно видели его в разных вагонах, едущих в противоположных направлениях, или блуждающим по длинным и путаным переходам подземного города.
Понятно, он путал следы!
Но где бы крупье ни светился – там же вскоре за ним следом, вразвалку тащилась бабища с кошелкой с гусем…
Про бабищу (а после вернемся в Москву!)…
…За бабищей, по прозвищу Сучье Вымя, по пятам ползла репутация наилютейшего изверга, каких рождала земля (не вполне, правда, ясно, при чем тут земля!).
Никто не видел, но все говорили, будто она, что ни день, пожирает с горчицей младенцев, детей, взрослых и стариков.
За что и зачем она их пожирает, и почему именно с горчицей, а не с кетчупом, например, – никто не мог объяснить (на все вопросы подобного типа она и сама разводила руками!).
С целью проникнуть в мотивы ее преступлений денно и нощно трудились лучшие криминальные психологи правоохранительных органов – но и они разводили руками, когда к ним обращались за разъяснениями.
О родителях Сучьего Вымени тоже практически ничего не было известно, за исключением того, что они все-таки у нее имелись (как-то же она появилась на свет!).
Ходили упорные слухи, будто она приходилась родной внучкой англоязычному серийному убийце Нику Косминскому (1911–1963 гг.) и, соответственно, значит, родной дочерью знаменитому извергу татаро-монгольского происхождения Чикатило Андрею (1936–1994 гг.), поскольку, как неожиданно выяснилось, Ник доводился Андрею папашей!
В народе о Сучьем Вымени слагали стихи, хором пели песни и сочиняли романы (в известном смысле бодрившие публику!).
Бабища нередко сама принимала скромное и неназойливое участие в презентациях очередной новой страшилки.
В наряде гуцулки, с тяжелой косой и неизменной базарной кошелкой с гусем – она оставляла приятный осадок.
Поймать Сучье Вымя с поличным не представлялось возможным – ибо, на языке криминала, она не следила!
После ее (хорошо всем известных!) оргий и трапез – улик вообще не оставалось.
Кто только за ней ни гонялся, не догонял и не арестовывал – но посадить Сучье Вымя в тюрьму так никому и не удалось: по причине отсутствия все тех же следов!
По непроверенным данным
