– Я готов, атаман. Когда ехать и сколько казаков взять с собой?
Ермак одобрительно крякнул, обеими ладонями прихлопнул себя по коленям. Глянул в небольшое окно – заходящее солнце косыми лучами подрозовило бычьи пузыри, которые закрывали окно вместо часто используемой для этого тонкой слюды.
– Сам подбери трех казаков покрепче, харчей возьмите на неделю – вдруг поблизости и вовсе никаких жилых мест не сыщете. Езжайте верст двадцать к югу, затем к востоку, осмотрите потаенные урочища на случай татарских разъездов. Один казак пусть будет верхом, вдруг что опасное обнаружите, так чтоб гнал ты вестника к нам со всей поспешностью. Уразумел, Яков? Да, вот еще что. Возьми с собой строгановского промысловика Фролку Осипова для записи числа ясашных людишек и как толмача, доведись с кем из тамошних жителей встретиться. Он мастак с манси переговариваться!
– Уразумел, атаман. Поутру выедем в подсмотр, сделаем, как ты повелел. А доведись приметить татарское воинское скопище – упредим.
Следующим утром, когда туман с Иртыша еще плотно укрывал холодные с зимы воды реки с обильно идущими по ней льдинами, пологий лесистый левый берег и кручи правобережья, есаул Яков Михайлов сидел уже в просторной крытой татарской повозке с ездовым Антипкой, казаком молодым и любителем песен. Минувшей зимой ему исполнилось двадцать пять лет, из них лет восемь он уже провел в «диких» степях среди донских казаков. С атаманом Матвеем Мещеряком он пристал к Ермаку и был на государевой службе под Могилевом и в Ливонии. Антипка положил одну заряженную пищаль справа от себя, другую слева, ловко управлял неторопливой лошадью, впряженной в повозку. И сам есаул имел при себе две пищали. Позади повозки, свесив ноги, сидел пожилой казак Игнат, рядом с ним примостился промысловик Фрол Осипов, у каждого было по две пищали, кисы с пулями и пороховницы. Верхоконный бородатый и сутулый казак Кузьма ехал с одной пищалью поперек седла, вторая лежала в повозке, ехал впереди и досматривал дорогу и окрестные места, которые с восходом солнца стали хорошо видны на много верст вперед, а заросли по оврагам из-за того, что кусты и поросль все еще не обзавелась листвой, были ненадежным укрытием для возможной нежданной засады.
Подергивая вожжи, Антипка негромко напевал песню, прислушавшись к которой, есаул различил и немудреные слова:
Как летал, летал сокол,
Как летал, летал ясен —
Да по темным по лесам,
По высоким по горам;
Как искал, искал сокол
Соколиное гнездо,
Соколиночку себе
Златокрыльчатую,
Сизоперчатую;
Как просила соколинка:
– Опусти меня, сокол,
Отпусти меня, ясен,
На свою волю летать,
К своему теплу гнезду,
К малым деточкам!
Яков тихо засмеялся, искоса глянул на красивое, обрамленное мягкой бородкой румяное лицо казака, спросил доверительно:
– Аль и вправду приспела пора соколинку искать, брат Антипка? Оно и понятно, по весне вона как земля паром молочным пахнет! А певчая птаха так и зовет доброго молодца девку в кусты пригласить! Да в здешних местах одни дикие татарочки некрещеные живут, а за ними угнаться ох как трудно – что стрижи юркие по степи мечутся! Не успел ее глазом приметить, как миг – ее и след простыл, как порез от сабли на иртышской водице!
– А вот побьем хана Кучума, упрошу атамана Ермака сватом быть да и высватаю себе хорошенькую ханскую внучку! – засмеялся в ответ розовощекий Антипка. – Разведу табуны коней, своим улусом жить буду! Вона здесь сколько вольных земель, только по берегам Иртыша да иных речек дебри непролазные, а далее, сказывали казаки, степи такие, как у наших южных рубежей, в Диком поле!
