Виктор Леонардович, выслушав Сазонова, отправил его в управление контрразведки:
– Сообщи коллегам. Вдруг их это заинтересует…
– Есть сообщить коллегам! – нарочито звонко прищелкнул каблуками Сазонов. Знал ведь, что то, чему учили в сержантской учебке, в Конторе при общении руководителей с подчиненными не приветствуется, но, коль скоро и сам вышел из «сапог» и начальник оттуда же, иногда, дурачась, позволял себе вспомнить строевые приемы.
Но Виктор Леонардович, обычно на такие шалости внимания не обращавший, на этот раз урезонил:
– Давай, Михаил Иванович, без этого солдафонства. Мы не на плацу, да и сапоги нам не к лицу… – улыбнулся начальник нечаянно родившейся у него рифме.
– Есть без солдафонства! – усмехнулся Сазонов, не замечавший прежде у начальника тяги к стихоплетству.
Перекатывая в мозгу родившийся у Виктора Леонардовича слоган, Сазонов отправился к контрразведчикам, а они удивили его своей реакцией на предложение передать им Майкла:
– Не нужен нам твой Манго! Еще мы с уголовниками и контрабандистами не связывались! – так, не мудрствуя лукаво, ответили коллеги-контрразведчики на совет Сазонова присмотреться к Майклу повнимательней.
– Да вы что, мужики? Потенциальный агент, молодой, грамотный – ценный кадр, сам, можно сказать, в руки идет… Посмотрите только, из каких кругов вышел, какими семейными связями, немереными возможностями получения информации он обладает…
– Иди, иди, Михаил Иванович, не мешай работать… Мы со своими агентами как-нибудь сами разберемся…
Сазонов пожал плечами, мол, дело ваше – не понимаете привалившего счастья, и поехал в Лефортово к Майклу.
По дороге продолжал размышлять, почему контрразведчики отказались от «ценного кадра»: «Может быть, бывшие контрабандисты, в самом деле, не представляют теперь для контрразведки никакого оперативного интереса?.. А может, просто профессиональная ревность равная гордыне: дескать, не мы этого кадра раздобыли, а от вас никакая помощь нам не требуется, мы и сами с усами».
В Лефортово у него состоялся долгий разговор с Майклом. Приложив все дипломатические способности и навыки партийно-политической работы с личным составом, Сазонов постарался втолковать потенциальному агенту, что его разносторонней личностью в Конторе заинтересовались, но сейчас, для конспирации, лучше, чтобы все шло своим чередом: суд, этапирование в Явас – лагерь в Мордовии, где содержатся осужденные иностранцы.
– Там, Майкл, – пообещал Сазонов, в знак особого доверия переходя на «ты», – я тебя обязательно навещу, и наше долговременное сотрудничество будет поставлено на официальную основу. Со своей стороны я лично предупрежу сотрудников в Мордовии, чтобы они создали тебе самые благоприятные условия пребывания…
Поверил ли Майкл Сазонову, сказать трудно, но Сазонов так старался быть убедительным, что готов был поверить самому себе.
Когда он на дежурной машине возвращался из Лефортово в Контору, то заметил знакомую фигуру. Анна – девушка Майкла, отпущенная под подписку о невыезде, переставляя красивые ножки на тонких каблучках, грациозно шла по тротуару вдоль белой стены следственного изолятора. В руках у нее была сетка с продуктами, очевидно, для передачи возлюбленному. Она шла, слегка опустив голову. Красивое, грустное лицо Анны было подсвеченным изнутри каким-то неясным светом.
«Любит своего Манго… Переживает», – догадался Сазонов, проводив ее взглядом. Он невольно задался вопросом: а когда последний раз видел такое же выражение лица у своей Татьяны? Да и видел ли когда-то вообще?..
