– У человека всегда есть выбор, и моим стало малодушие.
Они оба молчат с пару минут.
– Пора отправляться. Отвезешь меня?
На обратном пути через ярмарку все взгляды захватывает прилавок с мерцающими снежными шарами самых разнообразных сюжетов: прибывающий поезд, катания горожан на коньках, игры ребятишек в снежки, испускающие свет милые деревушки. Словно маленькие миры, чьи жители обречены на вечное прозябание в стеклянных камерах. Взор Герти падает на запутавшиеся в ее светлых волосах, будто мотыльки, снежинки, а после охватывает окружение. Снежные крупицы, подобно блестящему конфетти, неспешно опускаются на жителей. Много ли у них отличий с узниками снежных шаров? Целый мир – для них, один шар – для Крампуса.
Помятый автомобиль вновь останавливается перед обособленным храмом. Основная масса прихожан к этому моменту уже разбредалась по округе. Не на транспорте – пешком. Уходили в лес или сгорбленно шли вдоль обочин, несмотря на отсутствие всяких построек в радиусе трех километров.
Без году неделя друг с белой тростью идет внутрь; Герти, как и договорились, остается ждать в машине. Проходит двадцать… тридцать… сорок минут, что продрогшее тело велит заглушить двигатель и самой пойти в Храм Господень, и только она выходит из машины, как створка арочной двери приоткрывается, а за ней появляются хорошо различимые и за сотню метров беззрачковые глаза.
– Пастор хочет тебя выслушать, – докладывает Йонас, как только они поравнялись.
Однако идти туда он ей не позволяет, вцепившись в плечо.
– Но ты не обязана. То, что я сказал тебе, не было преувеличением. Садись в машину, уезжай прочь и не возвращайся в Ленгрис никогда. Придумаю другой способ их убедить.
Рассказ о методах Фаульбаумов не показался Герти недостаточно впечатляющим, но что-то не позволяет ей сбежать, как она сбегала всегда. Что-то манит войти в храм с темным окном-розой. И это даже не морозный воздух, склеивающий ноздри.
– Не просто же так я здесь, верно?
«Здесь» – место неопределенное, многозначное. Где именно «здесь»? В Ленгрисе? Перед старой церковью? В этом мире? Но Йонас смыл понимает и убирает руку с плеча.
Внутри холодно. По крайней мере, снимать верхнюю одежду, в отличие от остальных, Герти не хочется. Йонас провожает по каменной лестнице на второй этаж с рядами дверей, за одной из которых находится кабинет пастора.
Мрачный, холодный, со множеством свитков и священных книг (не только лишь Библии, но и прочих, о коих Герти прежде даже вскользь не слышала). Отец Еремиас и темноволосый священник спорят о чем-то со стариком. Он тоже из духовенства, судя по сутане. Их спор завершается не из-за посторонней, а из-за безапелляционного и хлесткого: «Но сейчас я пастор». Старик только тогда замечает пришлую, рявкает: «Libera nos a malo!3» и шаркает прочь.
Прежде стоящий у окна пастор нерасторопно садится в свое добротное кожаное кресло.
– Брат Йонас поведал, что вы родом отсюда, – медленно, почти не размыкая тонких губ и даже не глядя, обращается он. – Вы крещеная?
– Да.
– Если вас крестили здесь, то брат Лука… – Он обменивается кивком со вторым священником. – Сможет найти ваше имя в архиве.
Не получив ответа, он переводит на нее свой тяжелый взгляд.
«Он ждет имя…» – догадывается она.
– Герти… Герти Шмитц.
Пастор с вялым раздражением моргает и уточняет:
– Полное. Данное при крещении.
Она закрывает глаза, мечтая провалиться под землю от своей бестолковости.
