Последний день Петра - страница 2

Так и ходили, особя кто по правую сторону Ёгны живёт – им ближе получается. А Петро возьми, да и сорвись! Да ведь прям на камень угодил! И ведь камней-то в округе почитай и не сыщешь, а тут лежат несколько, остальные уж люд по домам разнёс. И надо ж было угодить прямо на них! Говорят, поручень взялся поправлять, а после дождя бревно скользкое, вот и поскользнулся горемыка.

А поутру женщины шли на рынок да и увидели его внизу: лежит Пётр на спине с открытыми глазами… и улыбается. Те поначалу не поняли: дурачится поди, Петро наш. И не подумаешь ведь, что в таком месте убиться можно.

«Эй, Петро!.. Ты чего там лежишь-то? – кричали они ему, – ладно тебе… довольно притворяться… вставай, давай!» А тот – молчит, не отвечает. Женщины всё ж поняли, в чём дело: Петро-то и вправду мёртв! Испугались… Та, что помоложе обратно в деревню побежала за помощью.

Пришли мужики, достали его. И не пьян вроде… Наоборот – вымыт, выбрит и одет чистенько! Все удивились: обычно в лохмотьях ходил, а тут – при одёжке. Петро-то?! В кой-то век?! И что дивно, лежал с открытыми глазами, обращёнными в небо, а на лице – такая счастливая улыбка, поди прямо в рай попал.

Скажу тебе, покуда люди Петра к погребению готовили, батюшка пошёл на кладбище, что тут же при церкви. Макарий переживал: следовало найти место для погребения. И человек ведь непутёвый, Пётр наш, пьяница, «без царя в голове» – поди за изгородью такого схоронить полагается. Но ведь прошено за него… и не абы кем… Сердцем чуял Макарий – неспроста всё это… а сам ума не мог приложить, отчего это вдруг грешнику столько почестей?

Никто не видал, как батюшка по кладбищу бродил, но Марфа сказывала – вернулся он сам не свой. Весь бледный, да чем-то шибко взволнованный… – молчит всё и ни на один вопрос не отвечает…

Короче, отпели да похоронили Петра… Со всеми почестями. А у того – ни родственников, ни друзей достойных… – никого по-настоящему близкого. Так, собрались деревенские, да похоронили. Повспоминали Петра, посочувствовали ему – о покойных ведь плохо не говорят – да и разошлись.

– А поведала ли Марфа? – не выдержал я, – что там, на кладбище с Макарием-то стряслось? Неужто жене тайну сию не открыл?

– А-а-а… – засмеялась Фрося, – любопытный ты наш… Само собой, поделился… а та – со мной.

«Иду, – говорил он Марфе, – а у самого сердце в груди бьётся, вот-вот выпрыгнет. Где же мне тебя похоронить, грешник ты наш? Где же то место, что колено моё преклонит? Что же это за место такое? И есть ли оно тут?»

Долго ходил по кладбищу взад-вперёд – всё приглядывался ко всякому месту, да к сердцу своему прислушивался – авось святой, что приходил, даст ему знак.

Всё обошёл – никаких подсказок. «Неужто туда и приду нынче, где ты погиб, Петро?!» – поймал себя на мысли, идя от церкви в сторону оврага. И тут словно кто толкнул в плечо. Обернулся ⎯ никого, да споткнулся вдруг так, что упал на четвереньки. Привстал на одно колено, смотрит по сторонам, сердечко бьётся в груди от волнения. Прямо перед ним ⎯ кривая берёза, склонившаяся над неизвестной могилкой.

Вот тут Макарий и узрел – он ведь колено преклонил пред этим местом! Всё, как сказано было! Сердце его сжалось, и слёзы на глазах выступили – стало быть, всё то правда, и сон его в точности сбылся! «А ты ещё сомневался! – обращался он к себе, ещё более преклонив к земле голову. – Эх, маленький ты человек, отец Макарий… маленький ты человек! Веры б тебе поболе иметь…»