Коко бросила на младшую сестру пристальный взгляд, но, кажется, не придала ее словам никакого значения.
– Ложись пораньше спать, Коко, – продолжала Наталья Николаевна, – мне хочется выехать поутру, до солнцепека. Ведь и тебя тоже грубит лишний загар. Итак, доброй ночи, дорогая.
Наталья Николаевна поцеловала задумавшуюся Коко и ушла к себе.
Через какой-нибудь час в будуар Натальи Николаевны снова пришла Екатерина. У нее разболелась голова. Ей не спится. Пожалуй, она не поедет завтра в Царское.
– У тебя всегда так, – мягко упрекнула ее Таша. – Ты вечно меняешь свои желания, сумасбродка. Но что с тебя возьмешь? Как-нибудь поскучаю у тетушки одна.
Вот как пришлось лукавить Наталье Николаевне. Ох, глупая Коко, ошалевшая от любви…
Кажется, только Екатерина Николаевна и уснула в ту ночь Но когда же бывает зряча ревность?
Наталья Николаевна еще долго просидела у любимого окна. По обыкновению, к ней зашла Александрина. Усталая от дневных трудов, она была озабочена распоряжениями на завтра. Достаточен ли завтрак, заказанный для детей? Не приказать ли повару прибавить из жаркого к обеду?..
– Моя милая хлопотунья, – перебила ее Наталья Николаевна, – неужто ты думаешь, что я решусь мешать тебе своими советами?
Сестры, по обыкновению, поболтали. Азинька встала, сладко зевая.
– Что сказать Александру Сергеевичу, если он придет завтра раньше, чем ты вернешься от тетушки?
– Думаю, Азинька, что я сама успею его встретить. Именно поэтому я и еду в Царское пораньше.
– А почему раздумала ехать с тобой Коко?
– Только что жаловалась на головную боль, бедняжка.
Вернувшись к себе, Александра Николаевна долго ходила и размышляла. У тетушки, конечно, очутится Дантес. А спроси – удивится Таша и открестится Надо же ее знать – недаром еще с детства звали ее тихоней. Впрочем, все эти хитрости шиты белыми нитками и годятся только для одной Коко… Но что же может знать Азинька, вечно занятая домашними хлопотами! Ничего она не знает и знать не хочет…
Августовская ночь была жаркая, душная. В небе сверкали дальние зарницы.
Не спалось и Наталье Николаевне. За последнее время ее мысли были нередко тревожны. Рухнула еще одна надежда. У Александра Сергеевича так и не ладится с журналом. Пожалуй, чего доброго, опять заговорит о переезде на житье в деревню. Впрочем, ни в какую деревню он не уедет, потому что никуда не поедет Наталья Николаевна. Никуда!.. И к тетушке тоже. Прикажет откладывать лошадей – на том и кончится эта глупая история.
За окном начинало светать. Ни одной тучки не осталось на небе. День будет чудесный – ясный, тихий… Может быть, все-таки навестить тетушку Екатерину Ивановну?
Не ответив себе на этот вопрос, Наталья Николаевна прилегла и тотчас уснула…
Утром следующего дня, подъезжая к даче фрейлины Загряжской в Царском Селе, Наталья Николаевна Пушкина увидела барона Дантеса-Геккерена.
Тетушки дома не было. Старшая горничная объяснила, что Екатерина Ивановна еще не вернулась от обедни.
Наталье Николаевне ничего больше не оставалось, как запастись терпением и ждать. Вскоре к фрейлине Загряжской пожаловал еще один визитер.
Случайно встретившиеся гости остались ждать хозяйку дома в ее маленькой гостиной, с окнами, выходившими в густой, запущенный сад.
Жорж Дантес вдруг умолк.
– Что с вами, барон? – прервала затянувшееся молчание Наталья Николаевна. – Вы так неразговорчивы сегодня…
Дантес подошел к креслу, в котором расположилась Наталья Николаевна.
