она пыталась пересилить боль.
Так раненых выносят с поля боя,
хотя мне был неведом этот бой.
Что делал ангел, данный от рожденья,
когда его я не хотела знать?
Терпел и ждал, ни слова осужденья,
но он не мог хранителем мне стать.
И все же если путь мой обрывался,
и к пропасти я двигалась, спеша.
То рядом, будто кто-то появлялся,
и не давал мне сделать страшный шаг.
Что делал ангел, данный от рожденья,
когда я шла на ощупь в темноте?
Спасти не мог, но неотвязной тенью,
за мною с болью следовал везде.
Хранителем он стал мне в час крещенья,
в конце пути я обрела его.
Теперь прошу защиты и прощенья,
за то, что смела жить я без него.
Есть города, что царства-государства,
набитые народом, как зерном.
Их боль и страсти, бедность и богатство
мне кажутся порой нелепым сном.
Над ними небо благость распростерло,
стараясь души обогреть, спасти,
но город перемалывает зерна
людей,
и не дает им прорасти
в тот дивный мир, где так светло и ясно.
Как страшен шум гранитных жерновов,
и, кажется, стараешься напрасно
разрушить цепи дьявольских оков.
Но чувствуешь, помочь нам кто-то хочет.
С людей Святые не спускают глаз.
В Санкт Петербурге Ксения хлопочет,
в Москве Матрона молится за нас.
С надеждой к ним мы обращаем взоры,
и просим лишь любви и доброты.
И мысли очищаются от сора,
и помыслы становятся чисты.
Святые наши с небесами слиты,
им ближе мир, где правит Иисус,
и наши неумелые молитвы
они несут к нему как ценный груз.
Земля проснулась, жадно пьет
живую воду по весне.
С озер и рек последний лед
сойдет, и будут дни ясней.
Зимы медлительный исход
в себе я чувствую уже,
грохочет мощный ледоход
в моей оттаявшей душе.
В ней тьмы и света вечный бой,
и неразрывная их связь.
Уносят льдины за собой
всю накопившуюся грязь.
Все, что ненужно стало вдруг
на льдинах кучей – жалкий вид.
Какие залежи вокруг,
тряпья, бумаги и обид.
Вот крыса на ведре верхом
средь хлама ветхого дрожит,
а дальше развалюха-дом
на льдине скорченный лежит.
Как много нынче вскрылось рек,
и льдины кружатся, звеня.
А вот на льдине человек,
его уносит от меня.
Не самый лучший на земле,
ненужный и вводящий в грех.
Ни страсти, ни обид во мне
уж нет, но он роднее всех.
Куда беспутного несет,
и как один он будет там?
Кто одичалого спасет?
И я бросаюсь по следам,
по льдинам, только бы догнать,
вернуть из бездуховных мест,
и все простить, и все понять,
и дальше понести свой крест
с любовью, радостью.
И вот
он посмотрел в мои глаза,
и без него последний лед
уходит, по реке скользя.
Сны толковать мне не дано,
и я всю ночь до боли
смотрю нелепое кино
с собою в главной роли,
где трюки есть, статистов рать,
нет главного – сюжета.
А режиссер… Не разобрать:
от тьмы он или света.
Как трудно выбраться душе
из заблуждений стойких,
хотя все сонники уже
мои давно в помойках.
Помимо воли мозг объят
разгадкою видений.
Ведь лишь младенцы сладко спят
без всяких сновидений.
Кто стар – бессонницей томим —
не хворью и не роком.
Бессонница дается им
для разговора с Богом.
В дневной липучей суете
или во сне дремучем
и мысли, и мечты не те,
они как дым летучий.
Ночное бдение – оно
нам не для наказания,
а для раздумия дано,
молитвы, покаяния.
И не трудитесь толковать
все то, что вам приснилось.
Все наяву вам может дать
благая Божья милость.
Ночь без сна должна когда-то кончиться.
В доме тихо, пусто и темно.
Прилетает птица одиночества
и садится на мое окно.
Что же ей, других окошек мало,
Или больше у меня грехов?
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
