– Что такой парень, как ты, вообще делает в этой дыре? – ухмыльнулся Скотт, запрокидывая назад свою длинную шею и осушая очередной бокал. – Наверняка ты не хочешь разгребать лошадиное дерьмо до конца своих дней.
Я пожал плечами, подражая его движениям, позволяя горьковатому солодовому вкусу омыть горло.
– Мне нужны были деньги. Других вариантов не было.
Я не особо любил пить. Но последние несколько месяцев я вообще не употреблял алкоголь. Теперь, когда я, наконец, был свободенот болеутоляющих средств, выпивка казалась чем-то приятным, почти… привычным.
Скотт понимающе кивнул.
– Наверное, когда долго отсутствуешь, начинаешь скучать по ранчо, – задумчиво сказал он, барабаня пальцами по столешнице. – Оно досталось моему брату после смерти отца. Отец Кэндис…
Он ненадолго замолчал, но затем продолжил:
– Я уехал в колледж, и это, честно говоря, пошло ранчо только на пользу. В итоге я всё равно оказался здесь. Воспитал сына. Ни о чём не жалею.
Скотт усмехнулся, покрутив бокал в руке.
– Даже о том, через какой ад заставила меня пройти его мать, прежде чем исчезнуть из нашей жизни.
Он фыркнул и покачал головой.
– Мой сын – лучшее, что есть в моей жизни.
Я ничего не ответил, только сделал ещё один глоток пива.
– Вообще-то он примерно твоего возраста, может, на пару лет младше, – задумчиво добавил он, взглянув на меня. – Тебе сколько? Тридцать?
– Да, тридцать один. Через пару недель, – кивнул я, но не стал вдаваться в детали, молча обдумывая его слова.
– А моему мальчику, Дейлу… Возможно, ты с ним уже знаком, – Скотт сделал глоток пива, – прошлой зимой исполнилось двадцать восемь.
Мы снова замолчали, лениво потягивая напитки.
– А что насчёт тебя? – наконец спросил он, косясь на меня. – Есть тут у тебя родственники?
– Нет, никого.
– Откуда ты?
– Родился и вырос в Далласе. В основном, – пожал я плечами. – Много путешествовал.
Я не хотел вдаваться в подробности о своих корнях. Или, вернее, об их отсутствии. Мои биологические родители… Они не были теми людьми, которым вообще следовало иметь детей. Своего отца я никогда не знал. Мать приговорили к пяти годам тюрьмы за нападение, когда мне было девять. После этого у меня никого не осталось. Я попал в приёмную семью. А когда вырос – оказался на улице. Без дома. Без денег. С единственным багажом в виде глубоко укоренившихся проблем с доверием. Я не знаю, что бы со мной стало, если бы не Стив Гиббз.
Мы были близки, насколько это возможно. Я работал, он давал мне зарплату и крышу над головой. Мы никогда не вели по-настоящему глубоких разговоров. Но он был для меня самым близким человеком, похожим на отца.
Я задумчиво смотрел в мутноватый бокал, ощущая в желудке неприятную тяжесть.
Насколько же я выглядел жалким?
Я сделал ещё один глоток пива и постарался не думать об этом слишком много. До сих пор я не до конца осознавал, что Стива уже больше года нет.
Когда Кэндис написала мне сообщение, время уже перевалило далеко за полночь, и я был достаточно пьян. Скотт к тому моменту увлёкся беседой с каким-то своим другом и, похоже, не собирался возвращаться к стойке.
Я представил, как Кэндис проводит время со своими подругами в Далласе… Думая обо мне. Нет. Не обо мне. О ранчо.
Я отложил телефон и залпом допил остатки напитка. На сегодня хватит. Если я выпью ещё, то, скорее всего, скажу или напишу что-то лишнее – о чём точно пожалею утром.
Я нашёл Скотта, сказал ему, что уезжаю, а затем вышел на улицу, чтобы поймать такси.
