Но разве то, что было у них сегодня – «сонная жизнь»?
– Это судороги,– неожиданно для себя вслух сказал он.
– Что?
– Ничего. – И чтобы не огорчать ее: – Ногу сводит.
– Нужно тянуть за большой палец на себя.
– Тут хоть за уши тяни…
Неужели правда жизнь кончается, и организм судорожно цепляется за самое яркое в ней? Ерунда.
– Завтракать будешь? – спросила Лена и, не дождавшись ответа, добавила: – Славина приходила, рассказывала забавные сказки.
– Я слышал.
– Слышал, что она говорила?
– Нет, слышал только, что приходила.
– И чушь прекрасную несла.
– А почему ее зовут Славина? И какую чушь?
– Я слышала, что по молодости она, когда знакомилась, говорила: «Будем знакомы: Солохина Ирина Петровна. Славина жена». Вот так и прилипло. Славу своего два года уже как похоронила, а имя его с ней осталось.
Лена была грустна. Андрей понимал, что это из-за него. Как-то хотел смягчить резкий переход от светлой ночи к неясному серенькому дню. Он и сам не ждал такого. Туманом окутало душу. Заморосило там, как и на улице… Но что делать?!
Они не спали почти до утра, разговаривали, много целовались, нежность и покой, казалось, навсегда вернулись к ним. И вот вместо благости, умиротворения на сердце слякоть.
Андрей глянул за окно: дождь, низкие, провисающие до крыш тучи. Льет с бетонного козырька… Нет, не в этом дело. Когда все хорошо, дождь придает жилищу уют. Тепло, сухо, надежно…
Лена, с растерянной улыбкой рассказала коротко о ночных видениях Солохиной, таких забавных – там, за этой дверью, в начале совсем другого дня, и совсем не интересных сейчас.
– Великий немой заговорил, – сказала Лена, садясь на край кровати. Чтобы не лицо в лицо. – Представляешь, не обошлась одними наблюдениями, хотя через плечо и заглядывала. Издалека, издалека стала вначале о своем рассказывать, а потом и прямо спросила. На моей памяти – первый раз.
На глаза Лены набежали слезы. Всего несколько минут назад она представляла, как все это развеселит Андрея, что он обязательно скажет что-нибудь смешное.
– И что же спросил этот Зоркий Сокол?
Андрей подсел повыше, заложив подушку под поясницу, и обнял Лену за плечи.
Слезы выкатились уже на ресницы. Но она не хотела им уступать, раскрывала глаза пошире, чтобы они остались на месте, не выползли на щеки, и посмеивалась:
– Говорит, что это у вас тут ночью было? Будто, река по лесу текла. И «ветер люто выл… Ветки так и гнул!» Ветер!.. «Это что ж, Леночка,– говорит,– кино такое смотрели что ли?» Я не могла доказать, что ровным счетом ничего не было. Не рассказывать же ей… Да мы вроде бы тихо. Без ветра… А потом только разговаривали…
Помолчала, и, не дождавшись ответа, задумчиво, уже не стараясь смеяться, заметила:
– Про кино она – так, для текста. Посмотреть, что я на это скажу. Надумала что-то свое. Интересно – что?
Андрей молчал.
– Не будь тебя дома, она бы, наверное, в комнату попросилась, поискать – не осталась ли где тина на ковре?
Андрей хмыкнул и спросил, наконец, озадаченно:
– Значит, она слышала, как по комнате течет река?
– Ну да, у нас по комнате. Представляешь? Ночью.
– А во сколько мы уснули?
– Да уже, наверное, после четырех.
– Стало быть, не ночью, а ближе к утру.
Лена ничего не могла понять:
– Что ближе к утру?
– Ветер и, правда, был сильным, – сказал Андрей, глядя ей в лицо.
Видно было, что он не шутит и что имеет в виду не ветер за окном. Этот ветер завывал где-то Там.
