Она с трудом подняла голову. Глаза, в которых ещё недавно пылал гнев, теперь были затоплены чем-то другим. Осознанием.
Отчаяние въедалось в грудь. Оно не кричало, не вырывалось наружу. Оно было тихим. Опасным. Тем, которое приходит тогда, когда в тебе что-то умирает – а на смену приходит нечто большее.
– Да, – ответил Гор. Без пафоса. Почти буднично.
– Мир, что ты знала, ограничивался мрамором, челобитными и отрывками из лжи, нашептанной тебе с детства. Но реальность шире. Бесконечно. Она режет кожу и глаза, если к ней не готов. Как сейчас.
Он смотрел на неё сверху вниз – не как палач. Как хирург.
– Не считай меня слепым ребёнком, – прошипела Тияна, глотая остатки слабости. – Я верила не потому, что была глупа. А потому что в этом мире у меня не было выбора.
Она поднялась медленно. Песок стекал по запястьям, по щекам. Внутри всё ныло – но позвоночник выпрямлялся, как древний стержень.
– Я знала. – Она уже не шептала. – Знала, что отец не бог. Что жрецы не несут свет, а только счёт подношений. Что их храмы – не дома богов, а склады страха. И что вся эта империя – груда золота, стоящая на чужих костях. Я это видела. Слышала. Чувствовала. Но до этого дня… не решалась признать.
Пауза. Дыхание.
– Я – не часть этой машины. Не винтик, не тень. Я – сбой в системе. Трещина в фундаменте. Кирпич, забытый архитектором, который однажды запустит обвал. И когда это случится – на обломках я построю не трон, а возможность.
Для них. Для людей.
Она сделала шаг вперёд. Прямо к нему.
– Я не хочу быть коронованной куклой. Я хочу быть выбором.
Гор медленно вскинул бровь. На губах – усмешка, тонкая, как лезвие. Ни снисхождения, ни похвалы – только интерес. Тот, который испытывает наблюдатель, когда у подопытного появляется зубы.
– Как интересно, – протянул он. – Неужели ты способна прозреть?
– Способна. – Тияна встретила его взгляд, не отводя ни на миг. – Покажи мне. Не сказки. Не иллюзии. Жизнь. Всю. Грязь, кровь, надежду, провал. Всё, что ты знаешь. И тогда я решу, кто я. И что должна сделать.
Некоторое время он молчал. Как будто вслушивался – не в слова, а в то, что стояло за ними.
– Запомни эти слова, – наконец произнёс Гор. Его голос звучал тише, но в нём появилась твёрдость. Каменная.
– Сейчас ты прошла одно из испытаний. Первое. Но окончательный вердикт будет впереди. Не я – ты его произнесёшь.
Он отвернулся. Солнце уже начинало клониться к горизонту. Песок у их ног медленно успокаивался, будто подстраивался под новые правила.
И только теперь, в этом молчании, между ними появилось то, чего не было раньше.
Признание. Не доверие. Но возможность.
Они сидели у костра.
Огонь потрескивал негромко, как будто не хотел нарушать хрупкую тишину между ними. Искры поднимались вверх, исчезая в густом ночном небе, словно желания, которым не суждено сбыться. Пламя отбрасывало на лица красноватые отблески, и тени на мгновения оживали, шевелились, как призраки чужих жизней – тех, что были разрушены, забыты, принесены в жертву чему-то большему. Или меньшему.
Гор сидел неподвижно, с прямой спиной, как изваяние. Но не камень – плоть. И не бог – мужчина. Его глаза были опущены, и на лице застыла сосредоточенность, нечто похожее на… размышление. Не суд, не приговор, не взгляд, который сверлит. Он смотрел в огонь. Просто смотрел. Как будто там, в языках пламени, была некая правда, о которой он не говорил даже себе.
