Последний вздох памяти - страница 8

у безупречно белой стены рядом с входной дверью. Гостей, подъезжающих к нам по грунтовой дороге, встречал цветник и краешек газона. Прямо за нашей другой «входной дверью», которая вела в длинный коридор и к нашим спальням, мать повесила на стену джутовый мешок из-под пшеничных зерен и вдохновляла нас прикреплять к нему растения, цветы, высушенные тельца насекомых и скелеты мышей на всеобщее обозрение. В отсутствие свежих цветов для главной комнаты, которая совмещала в себе гостиную и столовую, она создала установку размером с моего четырехлетнего брата из высушенных ветвей, стручков, степных растений и других понравившихся ей найденных вещей. Она воодушевляла нас следовать ее примеру и составлять творения для наших спален.

Мы с братьями и сестрами не замечали политических, финансовых и технологических трудностей, с которыми столкнулись наши родители, и приняли новую жизнь с удовольствием. Наши двоюродные братья и сестры были уже сложившейся группой сверстников. Их игры, вроде строительства домов из палок, катания по поросшей травой стене плотины в картонной коробке и разорения птичьих гнезд, казались более захватывающими, чем скучные прятки, в которые мы играли с соседскими детьми в Кейптауне на убогих городских задворках.

К тому времени, когда мы переехали в Воронье Гнездо, нас было четверо: пятилетняя Лана и я, тогда семи лет, и два брата – Класи, четыре года, и Карел, почти два. Братья жили в одной комнате, а мы, сестры, – в другой. Еще один брат и еще одна сестра появились несколько лет спустя, и тоже поселились с нами, сохранив разделение по полам. Когда мне было пятнадцать, к нам приехал мой друг из Йоханнесбурга, и он тоже ночевал с мальчиками.

Когда Карел был еще малышом, трое старших отправлялись на, как мы считали, страшные приключения; сделать это было легко благодаря недостатку надзора взрослых в те дни. Вскоре Карел чуть-чуть подрос и тоже стал постоянным участником наших экспедиций. Среди наших подвигов было обнаружение пещеры на скалистом выступе в двух милях от дома, в которую мы спустились на принесенных из дома веревках, и где, после разочаровывающе непродолжительного спуска, мы натолкнулись на кости шакала, от которых все еще не отлипло несколько кусочков меха. На том же скалистом уступе наша шестилетняя кузина Катринджи однажды случайно засунула руку в осиный улей, который выглядел как маленький китайский фонарик. Ее искусали, она потеряла равновесие на скальной поверхности, пролетела шесть футов до земли и сломала руку – после такой череды событий восьмилетняя Лана и шестилетний Класи, быстрые бегуны, понеслись домой за помощью, а десятилетняя я взялась ухаживать за пострадавшей. До прибытия помощи я уложила голову Катринджи на свои колени, шептала ей на ухо все утешения, которые только могла подобрать, и выжимала сок из апельсина на ее губы, предполагая, что его сладость предотвратит потерю сознания.

«Вишенкой на торте» наших приключений было, если судить по частоте пересказов, убийство тридцати девяти смертельно опасных шумящих гадюк. Шумящая гадюка – ядовитый вид змей, распространенный почти по всему африканскому континенту. Ее яд вызывает быстрое отмирание клеток, что приводит к чрезвычайно сильным болям и отеку, а затем к стремительно распространяющемуся некрозу и в промежутке от двадцати до двадцати четырех часов после укуса – к смерти. Сегодня человека, укушенного шумящей гадюкой, можно вылечить с помощью противоядия, если ввести его в течение нескольких часов после укуса. Без антидота, который до сих пор не очень широко доступен в малонаселенных районах, жертва с большой вероятностью умирает в течение суток. Даже люди, получившие противоядие, часто теряют одну или даже несколько конечностей из-за гангрены – в зависимости от оперативности лечения, количества впрыснутого яда и места укуса.