Последняя девушка PLAYBOY: как мир мужских фантазий на 10 лет стал моей тюрьмой - страница 6

Многие женщины приходили и следовали этим правилам в стремлении добиться успеха. Если им удавалось закрепиться в особняке, то, возможно, они могли попасть на разворот. Если они попадут на разворот, то, возможно, смогут пробиться в модельный бизнес. Если они станут моделями, то смогут зарабатывать этим на жизнь. У них действительно был шанс добиться успеха. Я в это верила, все мы в это верили.

И это было не только мнение, которое впаривал нам Хеф. Мир за пределами особняка твердил нам то же самое.

Раньше я верила, что женщины, которые вращались рядом с Хью Хефнером, гламурны и всесильны. Я видела их рядом с ним в эксклюзивных закрытых зонах в клубах и на вечеринках и думала: они, должно быть, большие люди. Должно быть, они действительно важные. Но потом я стала одной из них и увидела, что другие женщины смотрят на меня теми же голодными глазами, полными зависти, что и я, когда мне был двадцать один год.

Мне хотелось сказать им: это не то, что вы думаете.

Я хотела сказать им: идите домой.

Я хотела сказать: бегите отсюда.

В двадцать один год, 31 октября 2008 года, я оказалась на крыльце особняка «Плейбой» с целым автобусом других молодых женщин. Нас трясло от предвкушения, нервов и надежды, мы были словно дети, стучащиеся в двери на Хеллоуин с ведром для конфет, стремясь сорвать самый сладкий куш. Богато украшенная парадная дверь особняка казалась нам дорогой к успеху, местом, где могут осуществиться все наши мечты. Но большинство из нас не подозревали, что внутри нас ждет лабиринт.

И как только ты туда входишь, найти выход становится очень сложно. Так что да, когда-то я дала слово говорить только хорошее.

Но теперь я наконец-то готова рассказать правду.

Куда ни глянь, везде были сексуальные кошечки. Белые кошки, черные кошки, розовые кошки. Были здесь и львы, и гепарды, и пантеры, и даже зебра. Зебру нельзя назвать представителем семейства кошачьих, но она была достаточно сексуальна, чтобы считаться кошечкой.

Среди разнообразных кошечек были и врачи, и медсестры – причем на каждой из них было меньше одежды, чем на предыдущей. Одна из них была одета только в стетоскоп.

Даже в октябре по вечерам в Лос-Анджелесе тепло, но в гараже было гулко и прохладно. Я потирала голые руки, чтобы немного согреться, и переминалась с ноги на ногу – ноги начинали болеть. Я так нервничала, что мне казалось, будто в груди у меня сидит миллион бабочек или дятлов, не знаю. Я попросила у соседней девушки крошечное складное зеркальце, чтобы в тысячный раз проверить свое лицо и волосы.

– Да нормально ты выглядишь! – нетерпеливо выпалила моя новая подруга и тут же выхватила у меня зеркало. Она изучила свое идеально накрашенное лицо и идеально уложенные на пробор черные как смоль волосы, а затем захлопнула зеркало и вздохнула.

– Ну сколько еще ждать-то! – воскликнула она. – Эй, эй ты! – Она крикнула, помахав рукой парню с планшетом, который последние сорок пять минут отбивался от вопросов. – Что там с автобусом-то?

Он не обратил на нее внимания.

Из моей новой подруги Алли получилась очень сексуальная Покахонтас: загорелая, в лифчике пуш-ап из искусственной замши и в юбке с бахромой, болтающейся на бедрах и открывающей плоский, загорелый живот. Никому не пришло в голову, что нам не следовало бы носить костюмы представителей коренной культуры: наряд «принцессы коренных народов Америки» все еще был одним из самых надежных вариантов среди возможных хеллоуинских костюмов, и сексуальность была обязательным условием. На мне был костюм французской горничной (тоже сексуальный). На мне был черно-белый атласный лифчик пуш-ап и низ в тон, маленький черный чокер на шее; ноги были закрыты чулками в сетку на подвязках, которые крепились к чрезвычайно короткой мини-юбке. В таком наряде не нагнуться и поднять что-нибудь, не говоря уже том, чтобы прибрать дом. Мои ноги болели от высоких каблуков – я никогда их не носила. Мне больше нравились балетки или кроссовки, но в такой вечер, как сегодня, нельзя было надевать обувь на плоской подошве.