«Но теперь всё сложнее», – поняла она.
Лес полон не только дичи
Охота началась. Свора собак рванулась вперёд, всадники устремились за ними. Анита держалась рядом с королём, но её взгляд выхватывал незримые потоки интриг.
Она заметила, как Кромвель что-то шепчет Джейн Сеймур. Те, кто ещё недавно льстили ей, теперь смотрели иначе.
«Что-то происходит. Они готовят удар.»
И тут Генрих вдруг резко остановил коня.
– Почему ты так напряжена? – он посмотрел на неё пристально.
Анита улыбнулась:
– Потому что знаю: в этой игре проигравших не жалеют.
Ночь, которая всё меняет
Поздно вечером в её покои тихо скользнула Мэри Шелтон.
– Вы просили доложить, моя королева. Я слышала, как Кромвель говорил с Джейн. Он сказал, что король не должен колебаться дольше.
Анита сжала ладони.
– Они торопят его. Значит, времени осталось мало.
Мэри испуганно прошептала:
– Они хотят подложить доказательства вашей измены.
Анита выдохнула.
Анита чувствовала, как гнетущая атмосфера дворца с каждым днём становится всё тяжелее. Интриги сжимались вокруг неё, словно невидимые сети. Генрих отдалялся, Кромвель что-то замышлял, а Джейн Сеймур всё чаще появлялась в его окружении.
Но сегодня Анита решила отбросить тревоги.
Она тихо вышла из своих покоев, убедилась, что за ней никто не следит, и направилась в детскую комнату Елизаветы.
Девочка мирно спала в своей кроватке, её медовые локоны мягко разметались по подушке. Улыбка появилась на лице Аниты – здесь она могла быть просто матерью, а не королевой.
Она осторожно опустилась на край кровати, провела рукой по детской щеке и накрыла её одеялом.
– Ты мой единственный свет в этом дворце, малышка…
Анита тихо запела старинную французскую колыбельную, вспоминая детство в замке Эвра. Из памяти самой Анны Болейн.Голос её был мягким, убаюкивающим. Под мерное дыхание дочери её собственные веки стали тяжелыми.
Она не заметила, как сон окончательно сморил её.
Дверь детской комнаты чуть слышно скрипнула, и в полумраке появился Генрих VIII.
Он вошёл медленно, словно сам не осознавал, зачем пришёл сюда. Сегодня он ждал Анну в её покоях, но она так и не пришла. Слуги сказали, что она, вероятно, отдыхает, и он, раздражённый, ушёл. Но почему-то ноги сами привели его сюда.
Зрелище перед ним его поразило.
Анна, свернувшись калачиком, мирно спала рядом с Елизаветой. Её лицо было спокойным, таким, каким он его давно не видел.
Генрих шагнул ближе.
Елизавета вдруг негромко вздохнула во сне, и рука Анны сразу же мягко легла на её спину, защищая и согревая.
Генрих почувствовал необъяснимый укол в груди.
Он уже почти не видел в Анне ту женщину, в которую когда-то был безумно влюблён. Теперь между ними были лишь разочарование, ожидания и обиды.
Но сейчас…
Сейчас перед ним была не королева, не политическая фигура, не женщина, которая вызывала гнев и подозрения.
Перед ним была мать его дочери.
И в этом было что-то неподдельное, живое, настоящее.
Генрих задержался ещё на мгновение, вглядываясь в лицо Анны, затем молча развернулся и ушёл, оставляя её спящей, даже не подозревающей, что он приходил.
Но в его душе что-то дрогнуло.
Анита проснулась раньше обычного, когда первые лучи солнца пробивались сквозь тяжёлые гобелены в детской. Елизавета мирно спала, её крошечная ручка всё ещё покоилась на материнском запястье.
Анита осторожно высвободилась из объятий дочери, чувствуя необычное спокойствие, которого ей так не хватало при дворе. Но это ощущение развеялось мгновенно, когда она заметила настороженные взгляды служанок, с которыми столкнулась по дороге в свои покои.
